Берия. Арестовать в Кремле

— Массовыми избиениями арестованных стали заниматься весной 1937 года. Однажды Берия, — пояснил Гоглидзе, — вернувшись из Москвы, предложил мне вызвать в ЦК на совещание всех начальников районных и городских отделов НКВД и наркомов автономных республик. Берия в своем докладе отметил, что органы НКВД Грузии плохо ведут борьбу с врагами, медленно ведут следствие, враги народа разгуливают по улицам. Тогда же Берия заявил, что если арестованные не дают НУЖНЫХ показаний, то их нужно БИТЬ. После этого в НКВД Грузии начались массовые избиения арестованных. Арестованных избивали кто как хотел[27].

Характерно, что «нововведение» в следственной процедуре было поддержано… хранителем правопорядка Генеральным прокурором СССР Андреем Вышинским, ни разу не пресекшим этого грубейшего нарушения юриспруденции, наблюдая с места прокурора или обвинителя за жертвами ежовского наркомата, дававшими показания со следами едва заживших на лице ран и шрамов.

Скорее всего, Берия в данном случае действовал не по собственной инициативе. Его поездки в Москву заканчивались, как правило, посещениями Сталина и Ежова. «По моим наблюдениям, — показал Гоглидзе в августе 1953 года, — особенно в период 1933–1935 годов, складывалось убеждение, что у Берия с Ежовым были близкие, хорошие отношения. Помню, как в 1933 году Ежов приезжал отдыхать в Грузию, в дом отдыха НКВД Грузии «Абастуман», и тогда Берия проявлял о нем исключительную заботу и обязывал НКВД оказать Ежову максимум внимания. Когда Ежов был назначен наркомом внутренних дел, он неоднократно звонил мне и строго предупреждал о необходимости усиления личной охраны Берия. Как мне известно, Берия, приезжая в Москву, всегда встречался с Ежовым»[28].

Объясняя механизм работы «троек» и отвечая на вопросы следствия о причинности массового уничтожения людей, Гоглидзе пояснял: «Мы очень часто получали из НКВД СССР директивы о проведении массовых операций по изъятию антисоветчиков в Грузии. Для НКВД Грузии Ежовым был установлен лимит об осуждении к расстрелу 1500 человек»[29]. Больше — можно, меньше — нельзя.

На следствии выяснялись груды фактов по уничтожению работников партийного и государственного аппарата, журналистов и представителей творческой интеллигенции, к которой Берия и его ближайшее окружение питало змеиную ненависть. Не могло остаться не замеченным и дело Е. Бедия — редактора газеты «Коммунист» и директора филиала института Маркса — Энгельса — Ленина (ИМЭЛ) Компартии Грузии. Бедия, разрабатывая тему о большевиках и становлении РСДРП на юге России, написал большую статью: «К вопросу о создании большевистских организаций в Закавказье». Работники аппарата ЦК, не мудрствуя лукаво, переделали статью в доклад Берия на очередном торжественном собрании. И, надо отдать должное, доклад первого секретаря Компартии Грузии прозвучал довольно впечатляюще, вызвав к себе повышенное внимание партийного актива.

Бедия обидело то, что все говорили о Берия как об авторе доклада, ни разу не вспомнив его имени, и он высказал свое недовольство. Как водится, нашлись стукачи, доложившие Берия о недовольстве Бедия, о его претензиях на авторство. Близкие к Бедия люди советовали: «Уймись. Напишешь еще. Берия приказал готовить отдельную брошюру, чтобы издать ее и в Тбилиси, и в Москве». Но Бедия продолжал стоять на своем: «Как он не понимает: он захватил не принадлежащее ему. Хоть бы вызвал, поговорил, убедил, — нужно, мол, для общего дела».

По указанию Берия наркомвнудел Грузии арестовал Бедия, обвинив его «врагом народа», террористом, пытавшимся убить первого секретаря ЦК. Нашлись и «свидетели». «Тройка» под руководством Гоглидзе приговорила директора филиала института Маркса — Энгельса — Ленина к смертной казни. В тот же день Бедия был расстрелян…[30]

Берия действовал нагло, цинично, деспотично, убирая одного за другим тех, кто хоть чуть-чуть знал о его темном прошлом. Он даже осмелился в тридцать восьмом году написать Сталину доверительное письмо с подробным объяснением своей службы в мусаватистской контрразведке, назвав эти обвинения «клеветническими и злобными», направленными на искажение истины в интересах ослабления партийного руководства и всего государства.

Сталин внял душевному излиянию карьериста и назначил его заместителем наркома внутренних дел, к Ежову…

Пришло время держать ответ за преступления перед народом по всей строгости законов.

Спешно подготовили кабинет члена военного совета округа, для суда, усилили охрану: на свободе еще разгуливали сотни недавних организаторов пыток, охранников, надзирателей — близких Берия по грязным, кровавым делам…

В первые дни суда Берия пытался отвести многие обвинения, отказываясь от предыдущих показаний, не признавая своей вины, откровенно и грубо, с присущим ему вероломством сваливал вину на других, уводил следствие в сторону, симулировал потерю сознания, но постепенно, под давлением неопровержимых доказательств, многочисленных свидетельств, Берия, теряя нить самозащиты и выгораживания, признавал свою виновность.