И. А. Мудрова в книге «Великие истории любви. 100 рассказов о большом чувстве» пишет: «Лаврентий Берия был женат на Нине Теймуразовне Гегечкори. Она была племянницей большевика Саши Гегечкори и двоюродной племянницей меньшевика и масона Гегечкори, возглавлявшего в 1920 году правительство Грузии, племянницей Ноя Жордании, министра иностранных дел меньшевистского правительства Грузии, бежавшего за границу после захвата власти большевиками».
Серго Берия в своей книге «Мой отец – Лаврентий Берия» рассказывает подробнее: «Мама моя, Нина Теймуразовна, моложе отца на шесть лет – она родилась в 1905 году. Отец ее, Теймураз Гегечкори, выходец из дворянского рода. Мать, моя бабушка Дарико Чиковани, Дарья, княжеского происхождения. И у нее, и у деда это был второй брак. У Теймураза Гегечкори в один день скончались от тифа жена и два сына, у бабушки Дарико после гибели первого мужа остались трое детей. Дед долго не женился после смерти первой жены, с Дарико у него был единственный ребенок – моя мать.
Как и бабушка, дед был очень образованным человеком, участвовал в национальном движении и во время одного из антицарских крестьянских выступлений получил семь пуль. Семидесятилетнему старику перебили обе ноги, через год он умер. Человек, стрелявший в деда, царский жандарм, был из местных, мингрел. В деревне этой он продолжал жить и в то время, когда мой отец руководил Грузинской ЧК, Закавказским и Грузинским ГПУ, был первым секретарем ЦК партии Грузии, и умер своей смертью. В какой-то степени, думаю, это характеризует нашу семью. Никто и никогда у нас никому не мстил.
Мама окончила сельскую школу в мингрельской деревне, затем гимназию. Воспитывалась она в семье дяди Саши Гегечкори. Тот был большевиком. На его конспиративную квартиру и приходил мой отец, они и познакомились с мамой благодаря Саше Гегечкори.
Второй ее дядя – Евгений Гегечкори – стал у меньшевиков министром иностранных дел. Такие разные судьбы…»
Сама Нино в своем заявлении в Главную военную прокуратуру в 1954 году писала о своем дворянском происхождении и детстве: «Мое социальное происхождение из мелкопоместных дворян, но, насколько я знаю, предки моего отца получили дворянство еще в период турецкого нашествия на Грузию в борьбе против них; большинство же, носящее эту фамилию, является по своему происхождению крестьянами. Отец мой имел в собственном владении два гектара земли, деревянный дом из трех комнат, под крышей которого постоянно стояли деревянные чаны в случае дождя, не было рабочего скота, не было коровы и даже домашней птицы, т. к. не хватало кукурузы, собранной с этого клочка земли, даже для людей в семье; мясо или кружку молока я видела только в большие праздники, а сахар я первый раз в жизни попробовала в возрасте одиннадцати лет».
Кому и насколько можно верить – снова вопрос открытый. Но то, что почти четверть письма Нино посвящены тому, что ее дворянское происхождение очень условное, а на самом деле она в детстве была бедной крестьянкой и даже батрачкой, уже показательно и сильно напоминает то, как подробно рассказывал о своем нищем детстве сам Берия. К тому же, учитывая, что заявление Нино написано в то время, когда она после расстрела Лаврентия Берии ждала своей участи в тюрьме, причем ей в вину в числе прочего вменялись родственные связи с бежавшим за границу грузинским меньшевиком Гегечкори, бо́льшая часть написанного вызывает сильные сомнения. По факту это было даже не заявление, а прошение на имя Хрущева, в котором обычно такая гордая Нино умоляла выпустить ее и позволить увидеть сына и внуков. Заканчивалось прошение словами: «Если же прокурор все-таки найдет, что я в какой-то степени причастна к вражескому действию против Советского Союза, мне остается просить его только об одном: ускорить вынос заслуженного мною приговора и его исполнение. Нет больше сил выносить те моральные и физические (по моей болезни) страдания, с какими я сейчас живу. Только быстрая смерть может меня избавить от них, и именно это и будет проявлением высшей гуманности и милосердия в отношении меня».
Письмо полно страдания, оправданий и даже частичного признания покойного супруга виновным в том, в чем его обвиняли. Хотя будучи под следствием, Нино отказывалась давать показания против мужа. Трудно сказать, действительно ли в конце концов дух ее был сломлен или она, зная, что Берии уже нет в живых и ему больше ничем не помочь, трезво решила спасать себя и сына, пусть даже ценой лжи и унижения.