Один из создателей советской системы противоракетной обороны Г. В. Кисунько, который присутствовал на защите Серго, писал в своей книге «Секретная зона: Исповедь генерального конструктора»: «Доклад Серго мне понравился. Речь шла о принципиально новой системе оружия, состоявшей из самолета-носителя и запускаемых с него самолетов-снарядов, наводимых по радио на морские корабли…» Да и в целом он давал ему хорошую характеристику: «Серго явно выделялся среди других известных мне отпрысков современных сиятельств».
Из интервью Юрия Шилко, лауреата Государственной премии
за разработку систем управления баллистическими ракетами
– Это был очень мягкий и вежливый человек, который за все эти годы ни с кем не поругался, ни на кого не повысил голос. Одевался он как все, а это значит – очень скромно, а на работу с Химмаша ездил, когда позволяла погода, на велосипеде.
– Вам его представили как Гегечкори?
– Да, все его называли Сергеем Алексеевичем Гегечкори. Хотя все знали, что он – сын Лаврентия Берии… Нам сразу так и сказали, чтоб потом слухов не было. Всё равно за стены института это вряд ли бы просочилось: мы же все секретные были, все под подписками. А за разглашение сами знаете, что бывало в те годы…
– Когда-нибудь он рассказывал об отце, о своей жизни до Свердловска?
– Поначалу – никогда, эта тема просто была закрытой. Потом, когда мы уже доверяли друг другу, кое-что рассказывал. Например, версию о том, что его отца убили ещё летом 1953 года, сразу при аресте, я знал ещё тогда…
– А на работе у коллег какое было мнение о Берии?
– В первую очередь – прекрасный специалист. Все знали, что он только числится обычным инженером, а на самом деле – один из ведущих конструкторов. И при этом он никогда не кичился этим…
– Вы виделись после его отъезда из Свердловска?
– Как-то встретились в Москве. Просто случайно, прямо на улице. Много говорили. Он рассказал, что ему вернули звание доктора наук. А вот боевые ордена не вернули – сказали, что не смогли их найти…
Жизнь Серго вообще сложилась не так плохо, как можно было ожидать в 1953 году, – он получил возможность заниматься любимым делом, да и не все прежние друзья его оставили. «Артем Иванович Микоян сам со мной встречаться не мог из-за брата – Анастаса Микояна, – вспоминал он, – но через других людей тоже стремился помочь.
Академик Александр Львович Минц, узнав, что я вынужден защищать кандидатскую диссертацию, не говоря мне ни слова, добился разрешения быть моим оппонентом. Потом настойчиво требовал, чтобы мне вновь присвоили ученую степень доктора наук. С удивлением узнал я и о том, что ряд видных ученых, включая Минца, Расплетина, Берга, обратились в Высшую аттестационную комиссию с просьбой вернуть мне ученую степень, так как лишен я ее был незаконно. Сами мне об этом ничего не сказали. Но, как и следовало ожидать, обращение осталось без ответа.
Когда в свое время в Свердловске я решил экстерном сдать экзамены и получить инженерный диплом – и его ведь после ареста не вернули, – это было воспринято как вызов, но копию диплома об окончании академии мне таки выдали.
Ванников, Махнев, Курчатов, Щелкин, Туполев, Королев, Макеев… Трижды и дважды Герои, академики; Генеральные конструкторы… Любому человеку, связанному с техникой, эти громкие имена говорят о многом. А у меня связаны с этими людьми воспоминания о встречах после Лефортово и Бутырки. И они, и другие ученые и конструкторы поддерживали меня как только могли».