Берия. Лучший менеджер XX века

«…Все это может быть, мне не следовало в моем положении писать, но прошу Вас мне это простить. Дорогой Георгий прошу тебе понять меня, что ты лучше других знаешь меня. Я только жил, как лучше сделать, конечно в пределах своих возможностей вместе с Вами Страну Могущественней и Славной, думать иначе обо мне просто недопустимо моей голове Конечно, после того все, что произошло, меня надо призвать крепко к порядку, указать свое место и крепко одернуть, чтобы было помнить до конца своей жизни, но поймите дорогие товарищи, я верный сын нашей Родины, верный сын партии Ленина и Сталина и верный Ваш друг и товарищ. Куда хотите, на какую угодно работу, самую маленькую пошлите присмотритесь, я еще могу верных десять лет работать и буду работать всей душой и со всей энергией. Говорю от всего сердца, это неверно, что раз я занимал большой пост я не буду годен для любой маленькой работы, это ведь очень легко проверить в любом крае и области, совхозе, колхозе, стройке и умоляю Вас не лишайте меня быть активным строителем, [на] любом маленьком участке славной нашей Родины и вы убедитесь, что через 2–3 года я крепко исправлюсь и буду Вам еще полезен. Я до последнего вздоха предан нашей любимой партии и нашему Советскому Правительству.

Лаврентий Берия».

После подписи следовала приписка:

«Т-щи прошу извинения, что пишу не совсем связно и плохо в силу своего состояния, а также из-за слабости света и отсутствия пенснэ (очков)».

Не знаю, как кому, но меня, когда я читал это письмо в первый раз, почему-то резануло по сердцу это последнее пояснение в скобках – «(очков)». От него на меня повеяло какой-то наивной беззащитностью, каким-то наивным простодушием…

Впрочем, может, это мне лишь кажется, не знаю.

ВОТ ТАКОЕ вот письмо из бункера. По счету – второе, но первое – краткое, от 28 июня, я приведу позже. А что можно сказать об этом?

Исповедь?

В какой-то мере – да.

Но, скорее, – не исповедь (для натуры Берии это было несвойственно), а отчет о проделанной работе.

А точнее – отчет о прожитой жизни, о том, чем она была наполнена.

Да, здесь, в этом письме, по сути – вся жизнь. И вроде бы бурная, и вообще-то – однообразная. Никаких тебе Канарских и Багамских островов… И никакой Ниццы – разве что на озеро Рица выберешься… Никаких костюмов «от Версаче» и «пятизвездочных» отелей… Никаких саун в президентских апартаментах… Никаких горных лыж…

И никаких воспоминаний типа: «А помнишь, как мы крепко нарезались в Куршевеле и захороводили сразу десяток девиц…»

Да нужны ли они ему были – все эти куршевели, версачи, апартаменты и «черные пояса» с горными лыжами?!

У него вместо них было – Дело!

Державное!

Что еще надо мужчине, чтобы спокойно смотреть в глаза Эпохе и Истории?

ТОН письма был вполне достойным. Не было в нем никаких «тщетных призывов о помощи», которые усматривают в этом обращении Берии к ЦК «интеллектуалы»-либералы. Они не цитируют письмо подробно, а выхватывают из него пару фраз в целях то ли одурачивания, то ли – «одемокрачивания» сограждан и затем смачно клевещут на автора письма.

А ведь единственное слово, выдающее крайнее внутреннее напряжение Берии, вырвалось у него в самом конце – «умоляю»… Но в контексте оно жалким и слезливым не выглядит.

Нет, не выглядит!

Заканчивая свое второе письмо, Берия не исключал, судя по тону и содержанию письма, что его биография – личная и политическая – уже сделанным до этого не исчерпается. Он надеялся на предоставление возможности работать и дальше – где скажет ЦК.

Однако мы знаем, что вышло не так. В тот ли, в иной ли месяц 1953 года, но жизненный путь героя этой книги завершился в том же году, когда его арестовали.

А как этот путь начинался?