Берия. Лучший менеджер XX века.

Но потом вспомнил — какая там стабилизация! Напротив, наступала все большая и большая «запарка». И объяснялось это не промахами и просчетами Берии, а убыстрением мирового и европейского политического процесса — «демократический» Запад явно вел дело к войне. Причем очень хотел втянуть в нее Советы, или напав на них сам, или…

Или — спровоцировав на это Германию.

Да, все профессиональные проблемы Берии: кадровые, народнохозяйственные, разведывательные — были накрепко привязаны к проблемам внешней политики, все более грозно и масштабно встававшим перед Советской Россией.

Весной 1938 года Германия произвела аншлюс Австрии — при массовой восторженной реакции самих австрийцев, но при весьма «кислой» реакции внешнего мира. Осенью того же года в состав рейха перешла Судетская область Чехословакии, населенная преимущественно этническими немцами. В принципе это был акт восстановления справедливости и права наций на самоопределение, попранных Версальским «мирным» договором. Такое усиление Германии тоже не радовало, тем более что весной 1939 года немцы вступили в Прагу. Словакия отделилась, провозгласила независимость, и СССР установил с ней дипломатические отношения.

Но Западу не нужен был мир. 17 апреля 1939 года по лондонскому радио выступил сэр Бернард Пэрс. Уж он-то Россию знал!

72-летний профессор русского языка, литературы и истории, директор Королевского колледжа славяноведения, директор Института славяноведения в Лондоне и издатель «Slavonic Review», с 1909 по 1917 год — секретарь Англорусского комитета, в 1914–1917 годах он был прикомандирован к русской армии, в 1917 году находился в распоряжении английского посла в России.

И вот Пэрс критиковал Коминтерн, но всячески превозносил Сталина и утверждал, что Тухачевский поплатился жизнью за измену России, став агентом Германии. Тут я замечу, что Тухачевский поплатился жизнью за многое, в том числе и за недостойную заносчивость, за высокомерные замашки, за то, что он и близкие ему «командармы» вызывали к себе на дачи военные оркестры для частных концертов. Но это так, к слову…

Хороший знакомый Пэрса, бывший царский дипломат-эмигрант Евгений Саблин, бывший первый секретарь русского посольства в Лондоне, имея в виду речь Пэрса, писал 20 апреля 1939 года своему постоянному адресату — Василию

Маклакову, послу Временного правительства во Франции, бывшему дипломатическому представителю Колчака. Деникина, Врангеля:

«Нет никаких сомнений, что ему (Пэрсу. — С.К.) рекомендовано свыше сильно сгустить краски в смысле того значения, которое имеет Россия для сохранения мира на Юго-Востоке…» и прибавлял:

«Мне думается, что почтенный Бернард Иванович пересолил во всех своих утверждениях. Все это можно было сказать с меньшим, я бы сказал, подхалимством. Но, очевидно, без России придется трудно…»

НКВД имел в среде эмиграции хорошо налаженную разведывательную сеть, и эти строки вскоре уже читали на Лубянке. Впрочем, Запад не очень-то рассчитывал тогда на союз с Советской Россией, и речи Пэрса имели целью другое: осложнить (а еще лучше — сорвать!) намечающийся процесс сближения СССР и Германии.

Но сами такие речи были показателем обострения европейских противоречий вследствие провокаций «демократической» Европы, за спиной которой стоял неизменный уже и непременный дядя Сэм. И уже это обуславливало режим постоянной боевой тревоги для НКВД и его главы, призванных: