И у этого пункта была своя предыстория… 28 июля 1947 года заместитель начальника ПГУ Павел Яковлевич Мешик обратился к Берии с письмом. Кадровый чекист (родился в 1910 году, в 1932 году закончил Центральную школу НКВД), он в ПГУ отвечал за кадры и режим. О нем тоже написано немало гнусностей, однако по воспоминаниям ветеранов КБ-11, например, это был человек жесткий, но справедливый, (оценка, применимая и к Берии), а в жизни — еще и добрый. В 1953 году он, как и Берия, был арестован и в конце 1953 года расстрелян.
Так вот, Мешик писал:
«Товарищу Берия Л.П.
В Первом главном управлении при Совете министров СССР работает значительное количество офицерского состава Министерств Вооруженных сил, внутренних дел и государственной безопасности.
Постановлением СНК СССР от 5 октября 1945 г…за генералами и офицерским составом, откомандированным или переведенным на работу в Первое главное управление, были сохранены все права и льготы, предусмотренные для генералов и офицерского состава этих министерств и они числятся состоящими в кадрах на все время их работы в Первом главном управлении.
Однако офицеры ПГУ при Совете министров СССР лишены многих прав и льгот, т. е. не получают денежную надбавку за офицерские звания, как правило, задерживается присвоение очередных офицерских званий, не представляются к наградам за выслугу лет и не обеспечиваются санаторным лечением.
Просим Вас, Лаврентий Павлович, помочь офицерам Первого главного управления при Совете министров СССР получить предоставленные им правительством льготы согласно Постановлению СНК от 5.Х.45 г. № 2531-678 сс.
Проблема была серьезной — из-за неопределенности своего положения многие стремились уйти с «почетной» службы в ПГУ обратно в свои ведомства. И Берия адресует письмо министру Вооруженных сил Булганину с визой:
И такая оперативная забота о людях, делающих одно с ним дело, была для Лаврентия Павловича характерной. Он даже отрез, полученный на наркомовскую шинель, после того, как шинель была выкроена, отдавал коллегам. В отличие, к слову, от маршала Жукова, складировавшего дома трофейные отрезы километрами.
Вот, например, Берия в начале июля 1947 года побывал лично на строительстве комбината № 817. Побывал в первый раз. О том, что в третий свой приезд он провел там специальное «социальное» заседание Специального комитета, мы знаем. Но и после первого визита он был обеспокоен положением в социальной сфере на «сороковке». И тут же дал указание Ванникову об улучшении жилищных и бытовых условий работников комбината. И уже 20 августа Ванников докладывал ему о том, что:
«— на 1947 год установлен план жилищного строительства в 15 000 кв. метров, но дополнительно решено построить еще 5 500 кв. м. стандартных деревянных одноквартирных и двухквартирных домов;
— решено дополнительно к плану построить также 4500 кв. м постоянных жилых каменных и деревянных зданий» для временного заселения строителями с передачей их заводу по окончанию стройки;
— в городке завода строятся и будут в 1947 году сданы в эксплуатацию школа-десятилетка, баня, прачечная, столовая-ресторан, детский сад, детские ясли, центральная котельная (к 5 октября), временный деревянный кинотеатр, а постоянный хлебозавод уже построен в 1946 году».
В конце Ванников предлагал:
«Для улучшения культурно-бытового обслуживания работников завода № 817 необходимо ускорить открытие коммерческих магазинов, ресторанов-кафе, чайных…»
Причем все эти меры относились не только к работникам пока еще строящегося «плутониевого» комбината, но и к самим строителям.
СКАЗАТЬ, что Берия пользовался всеобщей любовью, нельзя… Он и по натуре не был склонен к сюсюканью, а многие годы такой жизни, когда фактически непрерывно, изо дня в день, надо было принимать множество разнородных решений, не могли не выработать у него естественно решительной манеры поведения. А она могла понравиться не всем, и уж никак не могла прийтись по душе людям холодной души и мелкого разума.
И если объективные наблюдатели (тот же академик Харитон или немец-профессор Риль) отмечали вежливость Берии, то это говорит об изначально очень высокой внутренней культуре и самодисциплине Лаврентия Павловича, потому что мало кто, поставленный в условия Берии, сохранил бы и на вершинах власти способность относиться к окружающим с пониманием. А отнестись с
Управленцы уровня Берии крайне загружены. Чтобы подчеркнуть значимость того или иного делового человека на Западе, говорят, что минута его работы стоит столько-то тысяч долларов. Минута Берии стоила десятков тысяч долларов. И если она была потрачена впустую, то приносила убыток не лично ему, а стране. Поэтому резкий, решительный, а при необходимости (увы, нередко возникавшей) и жесткий стиль ведения разговора был почти неизбежен.