Берия. Лучший менеджер XX века

И две бутылки из «гастрономич». магазина…

Нет, им не подходил ни сталинский лозунг «Кадры решают все», ни новая избирательная система как хлыст в руках народа против плохих властей, ни сталинское намерение посадить их за парты – не снимая обязанностей по работе.

Ведь Владимир Маяковский не выдумал ни Пьера Присыпкина, ни Олега Баяна из «Клопа», ни тов. Победоносикова из «Бани».

Так что уже февральско-мартовский Пленум подспудно обстановку в «верхах» накалял. А в июне предстоял еще один Пленум ЦК – «предвыборный»…

Глава 10 Июнь 37-го: партия Сталина против партии партократов

Историк Юрий Жуков, автор информативной книги «Иной Сталин», приводит убийственные факты. Оказывается, в гласном обсуждении проекта новой Конституции очень вялое участие приняла именно партийно-государственная «верхушка»…

Хронология тут такова.

11 июня 1936 года ЦИК СССР одобряет проект Конституции и назначает созыв Всесоюзного съезда Советов на 25 ноября.

12 июня проект нового Основного закона публикуется во всех газетах.

14 июня в газетах вводится постоянная рубрика «Всенародное обсуждение проекта конституции СССР». Но обсуждали проект все, кроме партийных секретарей.

Так, первый секретарь ЦК Компартии Армении Ханджян (позднее якобы «невинно убиенный», о чем я впоследствии расскажу) опубликовал 27 июня в «Правде» нейтральный экономико-географический очерк о своей республике.

Так же поступил 25 июня первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Гикало.

Не было ни слова о проекте в «правдинских» статьях первого секретаря Донецкого обкома Саркисова, наркома просвещения РСФСР Бубнова (к слову, ярого сторонника калечащей детей педологии) и других.

Приходится ли удивляться, что Михаил Пришвин в своем дневнике 22 июня 1936 года записал:

«Просят от «Крестьянской газеты» моего отклика на новую конституцию… Мои современные писания доказывают, что я по-прежнему близок к родному русскому народу, но почему же, несмотря на это, я остаюсь мятежником и обращусь в живой труп, если этот мятеж каким-нибудь способом будет изъят из моей груди. Спрашиваю себя: «Кто же этот мой враг, лишающий меня возможности быть хоть на короткое время совсем безмятежным?» И я отвечаю себе: мой враг бюрократия, в новой конституции я почерпну здоровье, силу, отвагу вместе с народом выйти на борьбу с этим самым страшным врагом всякого творчества…»

Не знаю, как тебя, мой читатель, но меня поразила эта удивительная перекличка идей большевика Сталина и мыслей интеллигента Пришвина.

Вот и еще одно размышление – со стороны, в книге Лиона Фейхтвангера «Москва. 1937»:

«Молодая история Союза отчетливо распадается на две эпохи: эпоху борьбы и эпоху строительства. Между тем хороший борец не всегда является хорошим работником, и вовсе не обязательно, что человек, совершивший великие дела в период Гражданской войны, должен быть пригоден в период строительства… Ныне Гражданская война давно стала историей; хороших борцов, оказавшихся негодными работниками, сняли с занимаемых ими постов, и понятно, что многие из них теперь стали противниками режима».

А это значило, что нерв общественной жизни тогда был в борении новой жизни и жизни отходящей. В борении молодых, образованных, естественных сторонников социализма с начинающей зажиратъся бюрократией и с изболтавшимися «старыми большевиками», компетентность которых могла быть поставлена под вопрос уже в ближайшее время.

Первый секретарь ЦК Компартии Грузии Лаврентий Берия был – в отличие от многих его коллег и товарищей по партии – безусловно компетентен. Он и при новой избирательной системе массами не был бы отвергнут и был бы избран в любом случае. И поэтому он не просто откликнулся на проект конституции, но сделал это внятно и развернуто. Его статья «Новая Конституция и Закавказская Федерация» появилась в «Правде» уже 12 июня.

Она была выдержана вполне в духе сталинских идей, но старый чекист не был бы самим собой, если бы при этом не предупредил:

«Нет сомнения, что попытки использовать новую конституцию в своих контрреволюционных целях будут делать и все заядлые враги Советской власти, в первую очередь из числа разгромленных групп троцкистов-зиновьевцев».

БЕРИЯ в своих опасениях был, конечно же, прав! Накануне июньского Пленума 1937 года, о котором ниже пойдет речь, из Мексики в адрес ЦИК СССР пришла телеграмма Троцкого.