Берия. Лучший менеджер XX века

«Направляем агентурное сообщение, полученное НКГБ СССР из Берлина.

Народный комиссар государственной безопасности СССР Меркулов.

Основание: сообщение из Берлина № 156 от 9.V.1941 г.

по материалам Старшины, Корсиканца и Старика.

Сообщение из Берлина

Источник, работающий в штабе германской авиации („Cтаршина“ Шульце-Бойзен. — С.К.), сообщает:

1. В штабе германской авиации подготовка операции против СССР проводится самым усиленным темпом. Все данные говорят о том, что выступление намечено на ближайшее время. В разговорах среди офицеров штаба часто называется 20 мая как дата начала войны с СССР. Другие полагают, что выступление намечено на июнь. В тех же кругах заявляют, что вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию…

2.<…>

5.<…>

Начальник 1-го Управления НКГБ СССР Фитин».

Вот как, между прочим, все было непросто для Сталина и его соратников. Когда начнется война — через неделю или через месяц? Как она начнется — внезапно или с предъявления требований?

А если с требований, может быть, войны можно будет и избежать, несмотря на явную концентрацию войск?

Как тут решать, что предпринимать?

Причем «Старшина» Харро Шульце-Бойзен, «Корсиканец» Арвид Харнак и «Старик» Адам Кукхоф все сообщали честно. Они работали на СССР и после начала войны, были раскрыты гестапо, арестованы и в 1942–1943 годах казнены.

Но пока войны не было. Шло время, никаких требований Германия не пыталась предъявлять, зато войска у границ СССР наращивала, о чем постоянно сообщал Берия.

И постепенно становилось понятно, что мероприятия немцев — не демонстрация силы (да и что бы она Гитлеру дала без нажима на Кремль по дипломатическим каналам!), а приготовления к уже скорой и окончательно решенной войне.

То есть болтовню нескольких поколений «историков ЦК КПСС», а теперь уже «историков» «Россиянии» о стратегической внезапности нападения Германии на СССР можно спокойно отправлять на свалку истории вместе с подобными «историками». Стратегически Сталин и страна были готовы — настолько, насколько можно быть готовыми в стране, еще десять лет назад лаптем щи хлебавшей.

За десять лет огромной работы были созданы весьма современные оборонная промышленность и Вооруженные силы… Все структуры государственной безопасности совместными усилиями заблаговременно вскрыли замыслы и силы агрессора. Шло перевооружение армии… Войска на всякий случай планомерно выдвигались поближе к границам.

Внезапность могла быть лишь тактической — неизвестно было точно, когда вся эта силища двинется вперед. Однако ТОЧНО этого не мог сказать никакой Зорге! Даже если бы он стоял за спиной фюрера! Сроки наступления на Западе Гитлер переносил чуть ли не два десятка раз! Да и на Востоке — не один раз. И исключить тактическую внезапность обязано было военное руководство за счет вполне возможных мер. А предпринять их должны были прежде всего нарком Тимошенко, начальник Генштаба Жуков, командующие приграничными военными округами и их заместители по родам войск.

Стратегическая внезапность нападения была для немцев невозможна еще и потому, что кроме данных агентуры 1-го Управления НКГБ в распоряжении Меркулова (а до 3 февраля 1941 года — Берии, а до него — в распоряжении Ежова) была и личная, так сказать, агентура наркома, не проходящая по учету ИНО. Она была особо законспирирована, ее московский аппарат был невелик. Так что когда говорят и пишут о потерях — мнимых ли, действительных ли, разведки в результате репрессий 1937–1938 годов, то надо понимать, что речь тут чаще всего о кадрах непосредственно Иностранного отдела (ИНО) ГУГБ.

И данные «высшей» разведки тоже исключали для Сталина и страны стратегическую внезапность.

Но и это еще не все! По крайней мере за четыре дня до начала войны Сталин уже точно знал, что война начнется через считаные дни. А если учесть, что 22 июня 1941 года было:

а) самым длинным днем года;

б) воскресеньем;

в) годовщиной капитуляции Франции в 1940 году (а Гитлер не был чужд мистики),

то именно этот день, скорее всего, и должен был стать днем начала боевых действий.