Берия, последний рыцарь Сталина

Обещал, что если Серго даст показания на отца, то его сразу же отпустят, восстановят на работе.

Серго еще не знал, кто его допрашивал. В своем интервью он сказал, что «это были три заместителя Генерального прокурора СССР. Первый заместитель – военный прокурор генерал-лейтенант Китаев, сволочь невероятная; заместитель Камочкин и заместитель Цареградский, порядочный человек и не сволочь, хотя и прокурор…»

Лишь позднее Серго узнал, что Цареградский был тем следователем, который «допрашивал» его отца, и совершенно не мог знать, что генерал-лейтенант Китаев в скором времени собственноручно расстреляет в подвале Лефортовской тюрьмы соратников Берии.

…А как-то раз к нему приехал Маленков. Это было невероятно – председатель Совмина! Должно быть, очень уж нужны были показания Серго. Он тоже стал уговаривать. Сказал: «Так нужно». Не уговорил. Потом приехал еще раз, спросил, не знает Серго о судьбе личных архивов Сталина и Берии. Этого Серго тоже не знал.

«Допросы, на которые меня вызывали ежедневно, стали носить какой-то странный характер. Следователь спрашивает, слышал ли я такую-то фамилию. Слышали? А в связи с чем? Хорошо. А такую? Не слышали?

Хорошо. Бывал ли у вас дома такой-то? Бывал… Никакой системы здесь явно не было».

Должно быть, они искали и вылавливали близких к Берии людей по всем министерствам и ведомствам.

Зимой, уже после «суда», Серго перевели в Лефортово. Как и в Бутырской тюрьме, здесь его держали не под собственным именем, а под номером, но ведь это была система МВД! Его поместили в большую камеру, шестиместную – одного, разрешили пользоваться библиотекой, работать, вообще относились по-человечески. Каким-то образом охранники узнали, кто он такой. Как-то раз один из надзирателей тихонько сказал:

– Все нормально, жить будешь! С тебя номер сняли.

Однако их – Нину Теймуразовну и Серго – еще раз попробовали заставить заговорить.

«Во время одной из получасовых прогулок в тюремном дворе вместо обычной охраны появился взвод автоматчиков. Солдаты схватили меня за руки, поставили к стенке, и командир зачитал текст, надо полагать, приговор. Я не помню его дословно, но содержание сводилось к следующему: преступника номер такой-то, который уводит следствие по ложному пути, расстрелять! Вдруг в тюремный двор кто-то вбегает, приказывает солдатам опустить оружие, а меня отвести назад в камеру…

Это сегодня я так кратко рассказываю, но тогда показалось, что минула вечность… Мне потом сообщили, что я крикнул солдатам: “Знайте, негодяи, что и вас расстреляют по одному, чтобы свидетелей не оставить!”

Однако самое отвратительное в этой истории было то, что все происходящее со мной видела из тюремной камеры моя мать. Ее подвели к решетке и предупредили: “Сейчас мы расстреляем вашего сына! Но его судьба в ваших руках. Вот документы, которые нужно подписать! Подпишете – и мы гарантируем ему жизнь!”

Мама ответила: “Расстреливайте нас вместе! Вы все равно не сдержите свое слово, а мы умрем порядочными людьми”. Но, увидев меня под прицелом автоматчиков, упала в обморок. На второй день – а мне тогда не было и тридцати! – я увидел в отражении воды, что поседел.

Вот почему солдаты так странно смотрели на меня! Их изумило мое мгновенное преображение».[95]

После этой истории Серго рассекретили, смягчили режим, он смог даже работать в тюремной камере. Там он создал систему, которая позднее будет использоваться на подводных лодках.

«Допросы приняли характер бесед, – вспоминает Серго. – Заместитель генерального прокурора Цареградский сказал мне, что ведет следствие по делу моей матери, а позднее признался, что оформлял протокол допросов моего отца, которые якобы проводились.

В последнюю нашу встречу в тюрьме сказал:

– Сделайте что-нибудь хорошее, обязательно сделайте. Докажите, что все это…»

Следствие по их делу явно зашло в тупик. Никаких более-менее толковых обвинений предъявить жене и сыну Берии следователи так и не сумели. Надо было что-то с ними делать…

Конечно, простые люди могли и исчезнуть бесследно. Но они не были простыми людьми. Это были жена и сын Берии.

Прошло уже почти полтора года со дня ареста. «Наверху» все успокоилось, вопрос о власти был решен, угар рокового июня проходил. Да и управление страной на поверку оказалось далеко не таким простым делом, как думалось сначала. Должно быть, не раз за эти полтора года члены Президиума ЦК, обладавшие теперь всей полнотой власти – но и всей полнотой ответственности! – вспоминали Берию, который был пусть и резким, и нетерпимым, но какая это была голова! Мстить его жене и сыну уже никому не хотелось. Просто так отпускать тоже было нельзя. Так что же делать?

Должно быть, тогда и родилось это письмо Нины Берия Хрущеву с просьбой о помиловании. Его разослали всем членам Президиума ЦК и постановили: раз уж она так просит, отправить ее и Серго на поселение в административном порядке.

Вскоре Серго привезли на Лубянку, в кабинет тогдашнего председателя КГБ И. А. Серова. Там же находился и Генеральный прокурор.

Вспоминает Серго Берия: