Берия. Преступления, которых не было

Сидели мы двое суток, почти не уезжая домой. Говорили с заводами, с главком и так далее, придумать ничего не могли. Кузнецов и Кирпичников склонялись согласиться с трехмесячным сроком. Я отказался подписать бумагу, ссылаясь на нереальность такого решения. Документ ушел с пометкой «т. Новиков от подписи отказался».

Опять мы на докладе у Берия, опять полный кабинет народа, включая наркомов не только оборонных отраслей, но и других.

Дошла очередь до нашего вопроса. Берия читает бумагу. Обращаясь к Кузнецову, спрашивает, почему нет подписи Новикова?

Василий Васильевич отвечает, что Новиков считает сроки нереальными.

Тогда Берия ко мне довольно сердито:

— Какой срок ставить, товарищ Новиков? Я еще раз подтвердил, что минимальный срок — это семь с натяжкой месяцев. Берия сплюнул в сторону, выругался и сказал:

— Принять предложение Новикова.

На этом инцидент был исчерпан».

Правда, к этому эпизоду Новиков присовокупляет еще и объяснение.

«Я как-то у товарищей поинтересовался: „Почему же Берия принял мое предложение при другом мнении авторитетных членов комиссии!“ Мне разъяснили, что он смертельно боится обмануть Сталина, который многое прощает, но обмана — никогда».

Правда, точно так же вел себя в подобных ситуациях и Сталин. А он, интересно, кого боялся?

На самом деле Берия ведет себя как любой хороший хозяйственник, прекрасно знающий, что зачастую «нереальные» сроки на поверку оказываются реальными и понимающий тот предел, за которым давить на подчиненного уже не имеет смысла. Поражает совсем другое. Во-первых, полное отсутствие у Новикова — в конце июля 1941 года, в ситуации, когда нерву у всех были на пределе и чуть что, могли обвинить в саботаже и расстрелять, — так вот, поражает полное отсутствие страха перед всесильным «наркомом страха». Создается впечатление, что Новиков прекрасно знает: он имеет дело с компетентным человеком, способным разобраться, где саботаж или неумение, а где техническая невозможность. То есть, что значит: «создается впечатление»? Разумеется, он прекрасно это знал, потому и не боялся.

Кстати, тот же Новиков пишет, что после того, как они оказались под кураторством Берия, аресты заводских работников практически прекратились. Что, кстати, опять же косвенно говорит о том, что промышленностью Берия занимался гораздо больше и внимательнее, чем собственным наркоматом, коль скоро ему приходилось защищать своих заводчан от своих же чекистов. Защищал он их и от Комиссии партийного контроля, и от партийных органов. Вот, например, какой случай произошел с Новиковым.

Как-то раз первый заместитель наркома В. М. Ряби-ков проездом остановился на один день в Ижевске. Новиков тоже был там. День был воскресный, и они с местным начальством решили отметить встречу. А в одной из комнат дома, где все это происходило, находился представитель КПК. Его не пригласили, и он, по-видимому, обиделся и написал в родное ведомство донос. Дней через десять Рябикова и Новикова вызывают к зам. председателя КПК Шкирятову: за «пьянку во время войны» оба получили по выговору. Обиженные — что же, раз война, так уже и выпить нельзя? — они пишут заявление председателю КПК Андрееву: мол, нас оклеветали. Их снова зовут к Шкирятову: «Что же, для вас — решение ЦК — ложь и клевета?» С испугу те попросили заявления обратно — не отдали. А через две недели ожидания неприятностей внезапно прислали новые решения, где уже объявленные выговоры снимали.

И что же оказалось? Оказалось, что, узнав об этой истории, Берия не поленился, позвонил в Ижевск наркому внутренних дел Удмуртии и попросил разобраться, как там было на самом деле. Получив доклад наркома, позвонил Андрееву, заявил, что историю работники КПК исказили, что он все проверил и считает: выговоры нужно снять. Ненормативная лексика, надо думать, была у него внутри в большом количестве, но наружу не прорвалась.

Вскоре в руках Берия оказалось и производство танков. Нарком танкостроения Малышев никак не мог увеличить их выпуск и жаловался, что ГКО ему мало помогает.

Тогда произошла история, отдаленно напоминающая банкет в турецком посольстве. По воспоминаниям Микояна, как-то у Сталина обсуждался вопрос производства танков, и Сталин поинтересовался у Берия, как именно Молотов осуществляет руководство отраслью.

«Он не имеет связи с заводами, оперативно не руководит, не вникает в дела производства, а когда вопросы ставят Малышев или другие, Молотов созывает большое совещание, часами обсуждают вопрос и формируют какое-либо решение. В этих решениях мало пользы, а на деле он отнимает время у тех, кто непосредственно должен заниматься оперативными вопросами, — говорит Берия, — так что вместо пользы получается вред».