Читаем Берия. Судьба всесильного наркома полностью

Лаврентий Павлович ратовал за повышение роли хозяйственных органов и соответственное ослабление роли партийных органов в решении экономических, социальных и текущих политических вопросов, предлагая на откуп последним общую стратегию и идеологию. Если бы его задумка удалась, Спецкомитет обрел бы значительную независимость от партийных инстанций. В перспективе можно было подчинить ему все оборонные отрасли, а это — фактически половина экономики страны. В этом случае отпала бы щи привязка деятельности Спецкомитета к конкретным проектам разработки ядерного, термоядерного и ракетного оружия. Тогда без договоренности с Берией премьер Маленков не смог бы принять ни одного серьезного решения. Хрущев же, курировавший партаппарат, вообще рисковал превратиться во многом в номинальную фигуру.

Не исключено, что верно предположение Серго Лаврентьевича о том, что Маленков и Хрущев изначально готовили для Берии политическую ловушку, предлагая ему возглавить МВД. Предпринятая Лаврентием Павловичем чистка, как можно быстро легко спрогнозировать заранее, не могла вызвать восторга у подавляющего большинства высокопоставленных сотрудников органов. Памятуя о прежних чистках, они опасались не только за свои должности, но и за жизни. Кроме того, в период правления Игнатьева, фигуры бесцветной и несамостоятельной, в аппарат МГБ, как в центре так и на местах, было направлено немало кадровых партийных работников Местные партийные вожди, секретари обкомов и республик, видели в этих выдвиженцах свою опору и были недовольны, когда с подачи Берии их стали увольнять из органов. Все это создавало как целый ряд конфликтов в самом МВД, так и дополнительный конфликт Берии с партаппаратом. А партийные вожди на местах и без того были недовольны Лаврентием Павловичем, грозившимся ограничить их всевластие в областях-вотчинах. Так что в тот момент, когда Берия в основном сменил верхушку МВД, но еще не дошел до низовых звеньев, наступило самое подходящее время, чтобы обвинить его в стремлении насадить повсюду в МВД своих людей. А это, в свою очередь, в дальнейшем можно было представить как часть заговора с целью захвата власти.

И товарищи по "четверке", быть может, с тайным умыслом легко принимали самые либеральные предложения Лаврентия Павловича: по усилению роли советских органов; по изменению национальной политики в Литве и Западной Украине; по приданию большей самостоятельности союзным республикам и повышении роли национальных языков и культур, равно как и национальных кадров; наконец, по объединению Германии и превращению ее в нейтральное буржуазное государство. Потом, после падения Берии, от них с легкостью отказались, представив как злостные происки Лаврентия Павловича по реставрации "буржуазных порядков". Это помогло убедить широкую номенклатурную общественность в перерождении Берии.

Передавая МВД в руки Берии, Хрущев и Маленков, в сущности, практически ничем не рисковали. Оба первых заместителя Лаврентия Павловича, Серов и Круглов, были соответственно креатурами Никиты Сергеевича и Георгия Максимилиановича. В случае если бы вдруг Берия стал осуществлять какие-то подозрительные действия, его заместители тут же информировали бы об этом своих патронов.

Повторю, если такой план изначально был у Хрущева и Маленкова, то их надо признать замечательными мастерами политической интриги. Другие, впрочем, до конца правления Сталина в Политбюро дожить просто не могли. Но это только версия, подтверждение или опровержение которой — дело будущего.

А мог ли Берия уцелеть тогда, в 53-м? Чисто теоретически, наверное, мог. Самое любопытное, что Лаврентий Павлович имел все шансы сохранить не только жизнь, но и определенную долю власти. Для этого после смерти Сталина ему надо было не только не брать на себя руководство МВД, но вообще отказаться от вхождения в пресловутую "четверку". Следовало также уступить кому-нибудь Спецкомитет, а самому попроситься на менее значительный пост, хоть председателя Госплана, хоть министра нефтяной промышленности или среднего машиностроения, мотивируя это, скажем, здоровьем, подорванным за войну и годы работы над атомным проектом (можно было бы даже лучевую болезнь у себя постараться изобрести). В этом случае Маленков и Хрущев, Молотов и Булганин, Микоян и Каганович, возможно, поверили бы, что Берия не опасен, оставили бы его в живых, через несколько лет тихо вывели бы из Президиума ЦК, а в году в 1960-м, или, в крайнем случае, в 70-м, торжественно проводили бы на персональную пенсию, как Микояна, на котором крови было нисколько не меньше, чем на Берии. Ведь НКВД Лаврентий Павлович возглавлял в период "оттепели", к фабрикации политических процессов отношения не имел. Людей же он загубил вряд ли больше, чем тот же Микоян или Хрущев. Ведь на совести Никиты Сергеевича только в Москве было 55 тысяч смертных приговоров, и примерно столько же — на Украине. Так что сама по себе прежняя должность в НКВД не предопределяла гибель Лаврентия Павловича. Его погубил зуд реформаторства

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное