Читаем Берия. Судьба всесильного наркома полностью

Искренний, здоровый смех участников пленума вызвал и Ворошилов, когда привел такое доказательство, что Лаврентий Павлович не пользовался авторитетом у подчиненных — после ареста Берии ни один чекист не написал письмо в его защиту, где говорилось бы: "Что вы сделали с нашим великим вождем, как мы будем обходиться без нашего Берии?…" Партийные руководители хорошо знали, что таких писем не было и тогда, когда арестовывали предшественников Берии: Ягоду, Ежова, Абакумова. Да и вздумай Сталин отправить Климента Ефремовича "в штаб Тухачевского", за него не посмел бы заступиться ни один из командиров и комиссаров Красной Армии.

За Лаврентием Павловичем были и реальные преступления: репрессии невиновных в Грузии в 30-е годы, расстрел польских офицеров в 40-м, казнь советских генералов и политзаключенных в 41-м, депортация "наказанных народов", тысячи, десятки тысячи загубленных жизней (но все же не сотни тысяч, как у Ежова, и не миллионы, как у "кремлевского горца"). Однако ответственность за все эти преступления он делил со Сталиным и другими партийными руководителями. Наследники генералиссимуса пока не готовы были заклеймить за необоснованные репрессии его самого, боясь окончательно подорвать веру народа в коммунизм.

Коллеги Берии по Президиуму ЦК чужой крови пролили гораздо больше, чем Лаврентий Павлович. Хрущеву в самый разгар террора довелось возглавлять Московскую парторганизацию, а с января 38-го — Украинскую. В обеих было неизмеримо больше членов, в том числе ответственных работников, чем в подведомственной Берии Компартии Грузии. А пресловутые тройки, отправлявшие людей на смерть, обычно состояли из прокурора, начальника НКВД и главы местной парторганизации. Интересно, во сколько десятков раз больше людей было в тех расстрельных списках, что подписывал Никита Сергеевич, по сравнению с теми, что на совести Лаврентия Павловича в Грузии? Впрочем, став главой НКВД, Берия за предвоенные и военные годы догнал Хрущева. Придя к власти, Никита Сергеевич с помощью своего человека во главе КГБ И.А. Серова, постарался свои московские и украинские списки уничтожить. Остались только выступления Никиты Сергеевича, публиковавшиеся в печати. Их стоит перечитать.

Еще в январе 1936 г. в одной из речей Хрущев заявил: "Арестовано только 308 человек; для нашей московской организации — это мало". А 22 августа того же года на московском партактиве коснулся процесса Зиновьева и Каменева: "… Товарищ Сталин, его острый ленинский глаз… всегда метко указывал пути нашей партии, откуда могут выползти гады. Надо расстрелять не только этих мерзавцев, но и Троцкий тоже подлежит расстрелу…" И тотчас призвал як расправе над сыном одного из подсудимых, И.П. Бакаева: "… На одной московской фабрике ("Дукат") работал бакаевский змееныш, под своей фамилией. А парторганизация не знает даже таких одиозных фамилий… Раз фамилия Бакаев, то должны осмотреть его под лупой… Где же бдительность?… Надо уметь организовывать работу, уметь брать человека на прицел, изучить его быстро и довести дело до конца…" Вот и Берию Никита Сергеевич, взяв на прицел, быстро довел до конца, т. е. до расстрела.

В июне 1938 г. на ХIV съезде украинских коммунистов Хрущев призвал добить "врагов народа": "… У нас на Украине состав Политбюро ЦК КП(б)У почти весь, уза исключением единиц, оказался вражеским. Приезжал Ежов, и начался настоящий разгром. Я думаю, что сейчас мы врагов доконаем на Украине…" А в феврале 1940 г., когда "врагов" на воле почти не осталось, призвал не терять бдительности: "Враги у нас не передохли и не передохнут, пока существует капиталистическое окружение. Это надо помнить. Мы на Украине здорово почистили врагов. Но некоторые еще остались. Они чувствуют себя одиноко, боятся голову поднять, но они есть. Поэтому смотреть надо в оба".

О преступления Молотова, Ворошилова и Кагановича Никита Сергеевич по необходимости подробно просветил Пленум ЦК в июне 1957-го, когда боролся с "антипартийной группой", а потом и на XXII съезде партии. Близкому к Хрущеву Микояну тоже удалось основательно почистить архивы от следов собственного творчества на ниве искоренения "врагов народа". Но уж одно то, что в 37-м он курировал НКВД и выступал с программной речью на юбилейном торжестве в честь 20-летия ВЧК, говорит о многом.

<p><strong>"Синяя борода" с Лубянки</strong></p>

Обвинения Берии в половой распущенности, повторяю, были для его противников очень кстати. На следствии Лаврентий Павлович признал:

"Я легко сходился с женщинами, имел многочисленные связи, непродолжительные. Этих женщин привозили ко мне на дом, к ним я никогда не заходил. Доставлял мне их Саркисов[10] и Надарая,[11] особенно Саркисов.

— По вашему указанию Саркисов и Надарая вели списки ваших любовниц, — уточнил Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко. — Вы подтверждаете это?

— Подтверждаю, — уныло отозвался Берия.

— Вам предъявляется девять списков, в которых значатся 62 женщины, — изобличал бывшего шефа МВД прокурор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное