Читаем Берия. Судьба всесильного наркома полностью

Соколов оказался не только преданным телохранителем, но и талантливым писателем. Уже во второй половине 50-х годов он написал детективный роман "Мы еще встретимся, полковник Кребс", который переиздается и сегодня. Кстати, этот роман — единственный в советской литературе, где матерый иностранный шпион — резидент британской разведки Кребс, хотя и раненный, но благополучно уходит от преследующих его чекистов. Но что самое интересное, в этом романе, похоже, описано знаменитое покушение на Берию. Только отнесено оно на десять лет назад, в 20-е годы, и Берия там, разумеется, не фигурирует. Зато герой, имеющий явные автобиографические черты, становится жертвой этого покушения и получает тяжелое ранение в руку, которую приходится ампутировать. Не знаю, действительно ли сам Соколов в результате покушения лишился руки, но ранение он, во всяком случае, получил тяжелое. Это само по себе подрывает распространенную после ареста и казни Берии версию о том, что это покушение инсценировал сам Лаврентий Павлович, чтобы повысить свои акции в глазах Сталина. Однако обстоятельства покушения, как кажется, исключают инсценировку. Вряд ли бы Берия стал сознательно калечить своего телохранителя. И в любом случае пули пролетели рядом с Берией и вполне могли поразить и его, хотя бы за счет непредсказуемого рикошета. Скорее всего главу коммунистов Грузии тогда обстреляли либо абхазские противники Советской власти (как в романе Соколова), либо просто уголовные бандиты.

Признаем, что Берия был не только хорошим чекистом (со всем, что с этим словом связано дурного), но и хорошим хозяйственником. Кстати сказать, насчет коксовых установок, упоминавшихся в письме Кагановичу, Лаврентий Павлович был совершенно прав. Действительно, за рубежом давно уже их предпочитали строить вблизи угольных месторождений и предпочитали развивать коксохимию, а не сжигать ценный коксовый газ в качестве топлива. Характерно, что Берия не побоялся призвать брать пример с "передовых стран Запад". Очевидно, он вполне сознавал техническую отсталость России. Вполне возможно, что Лаврентий Павлович смог бы неплохо хозяйствовать не только в условиях жесткой советской административной системы, но и в условиях западной рыночной экономики. Как знать, не сложился ли бы по-другому его жизненный путь, если бы Берия все-таки отправился в начале 20-х учиться в Бельгию. Затем, быть может, стал бы невозвращенцем, занялся бизнесом, выбился в миллионеры, а то и в миллиардеры. Неслучайно же в 1953 году, войдя на короткое время членом высшего коллективного руководства страны, Берия ратовал за рыночные реформы.

Следует отметить, что финансовые трудности, равно как и трудности с выполнением плана государственных сельхозпоставок, оставались постоянным фоном пребывания Берии в Грузии и Закавказье. Задержки с выплатой зарплаты в 30-е годы были столь же обычным явлением в СССР, как и в России в 90-е. В конце 1936 года Лаврентий Павлович вновь писал Кагановичу: "Т. Лазарь Моисеевич! Как ни крутимся и прилагаем все силы, чтоб выйти из тяжелого положения с финансами, дело у нас все же плохо. У нас задолженность по зарплате, но очень большая, мы своими силами не вытянем. Почему так? 1) Товаров мало поступает в наш край. 2) Нет товаров для коммерческой продажи. Что касается сбора денресурсов, ты знаешь, что эта работа у меня поставлена хорошо, и во всем Союзе иду впереди всех. Отсутствие товаров нас режет. Нужно как-нибудь нам помочь. Все я сделаю, но без помощи центра с зарплатой не справлюсь. По всем этим вопросам посылаю т. Тер-Габриэляна. Помоги нам. Привет. Лаврентий".

Об одном из источников относительного финансового благополучия Закавказья при Берии Ежов, как председатель КПК, 6 сентября 1936 года докладывал Сталину: "Дело с кредитованием Самтреста Грузии проверил. Вина Марьясина целиком подтверждается. Финансовая сторона дела такова. В начале 1936 года бывший председатель Госбанка Калманович незаконно кредитовал Самтрест Грузии в размере 22,5 миллионов рублей. Марьясин не только не принял никаких мер к понуждению Самтреста погасить банковскую задолженность, но, наоборот, неоднократно отсрочивал очередные платежи и производил дальнейшее совершенно незаконное и неправильное кредитование Самтреста. Сверх 22,5 миллионов рублей… выдал еще дополнительную ссуду в 5300 тысяч рублей. В результате такого широкого кредитования задолженность Самтреста Госбанку на 1-е февраля 1936 года составляла 77 миллионов рублей". Марьясин получил строгий выговор и был отстранен от руководства Госбанком. Берия же не пострадал. Можно предположить, что кредиты Грузии отпускались с одобрения Сталина, Молотова или Кагановича, а потом крайним сделали близкого к Пятакову Марьясина, который вскоре был репрессирован. Вряд ли одной только Грузии отпускались кредиты такого рода. Вероятно, дело о незаконном кредитовании Самтреста понадобилось как предлог для устранения очередного "врага народа".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное