Берия

Это свершилось помимо воли генсека. Сталин утратил твердость руки. И точность дальних расчетов. Многоопытный дворцовый интриган внезапно удаляет от себя таких абсолютно преданных помощников, как Молотов, Ворошилов, Каганович, и широко открывает двери своего дома Берия и Маленкову. Знает им истинную цену, догадывается о намерениях этой нечистой пары, и все же... И все же впускает их внутрь крепости. Он надеется на то, что Хрущев с Булганиным сыграют роль противовеса, некоего сдерживающего начала. Как в старое доброе время, он жаждет крови. Он по-прежнему уверен в себе, но события уже вышли из-под его контроля. Его верные многолетние помощники Власик и Поскребышев удалены от дел.

Берия ожидает команды Хозяина. Ему не терпится свести счеты с его многолетними подручными — Поскребышевым и Власиком. Но Сталин сохранил жизнь обоим. В этой игре «казнить — миловать» Сталин верховодил сам. Здесь он никакой самодеятельности не терпел.

Меж тем четверка продолжала исправно посещать диктатора на даче.

Глубоко ошибаются те, кто полагает, что все четверо представляли группу единомышленников. Уже вначале они разбились на пары, но самый отработанный тандем Берия — Маленков в действительности не был тандемом.

Профессиональный полицейский не мог делиться своими тайными планами с партфункционером. Что до этого простака Никиты и благообразного статиста Булганина, то кто ж принимал их всерьез? Боялись они Лаврентия Павловича до дрожи в печенках. И Маленков, которому генсек доверил ведение партийно-организационных дел, имел все основания опасаться такого напористого и властного партнера, Берия и не таких под себя подминал.

Его главенство в последней при жизни Сталина четверке соратников было бесспорным. Как ни старался генсек изолировать товарища Лаврентия от органов, он продолжал негласно командовать аппаратом насилия. Ни один член

Политбюро не чувствовал себя в безопасности при нем. Надо также отдать должное незаурядной натуре Лаврентия Павловича. В той аморфной среде он резко выделялся волей к действию и решительным характером. Помноженные на отшлифованное временем коварство, эти черты сделали его безусловным лидером в канун исторической весны 1953 года.

В воспоминаниях Никиты Хрущева, иногда противоречивых, несуразных даже, встречаются свидетельства очевидца и участника событий, рисующие вполне достоверную картину. Его отношение к Берия было сложным, но одно он уловил сразу: шеф тайной службы, став фаворитом Сталина, приобрел огромную власть.

И способен на все. Вот характерное признание Хрущева:

"Я был более откровенен с Булганиным, чем с другими...

— Ты знаешь, какая ситуация сложится, если Сталин умрет? Ты знаешь, какой пост захочет занять Берия?

— Какой?

— Он хочет стать министром госбезопасности. Если он им станет, то это начало конца для всех нас... Что бы ни случилось, мы абсолютно не должны допустить этого.

Булганин сказал, что согласен со мною, и мы начали обсуждать, что мы отныне должны делать. Я сказал, что поговорю обо всем этом с Маленковым".

Четверка была лишь осколком бессмертного Политбюро. Члены его жили в постоянном ожидании подвоха со стороны коллег, удар мог последовать и сверху.

Пустым такое существование не назовешь.

В этой обстановке выживали лишь самые покорные и осторожные блюдолизы.

От нашей же четверки потребовалось нечто иное — мужество. Ибо настала пора действовать.

Как же совершился переворот? Сохранился рассказ Хрущева в передаче Аверелла Гарримана, бывшего посла США в Советском Союзе. Это первое по времени свидетельство Гарриман опубликовал в 1959 году. В рассказе отсутствует главное — сведения о странных обстоятельствах смерти Сталина.

Однако здесь Хрущев сообщает некоторые подробности, опущенные в более поздних воспоминаниях.

«Он никому не верил, и никто из нас ему тоже не верил». Далее следует описание весело проведенного в обществе Вождя субботнего вечера. Поутру все четверо — Хрущев, Берия, Булганин, Маленков — разъехались. По воскресеньям Сталин обычно звонил им, обсуждал с четверкой предстоящие дела, но на этот раз он остался на даче и никого не вызвал. Лишь в понедельник вечером начальник охраны на даче сообщил, что Сталин болен. Четверка немедленно отправилась в Кунцево. Они застали генсека в тяжелом состоянии. «Мы находились с ним три дня, но сознание к нему не возвращалось».

В своих воспоминаниях Хрущев не отходит от этой версии, он только приводит другие детали.