— Кто куда собрался? — Руслан появился в домашних штанах, уселся за стол и принялся есть, пока мы с его мамой умилялись, с любовью смотря на голодного Беркута.
— Сынок, ну зачем я буду мешать? Вы лучше сами потом приезжайте.
— Не будете вы мешать! — настаивала я.
Конечно, если честно, то я предпочла бы остаться с Беркутом этой ночью наедине, но раз уж она здесь, то пусть лучше остаётся.
— Мам, не обсуждается, — отрезал Руслан, соглашаясь со мной. — Может, вы тоже присядете? — усмехнулся он. — А то мне аж неудобно как-то.
Я сделала нам обеим чаю, и мы составили Руслану компанию. Всё, вроде, было хорошо, эдакий милый семейный ужин, но я всё никак не могла избавиться от странного предчувствия. Мы помирились, но Руслан всё равно какой-то угрюмый, улыбается нам, но глаза печальные, его явно что-то тревожит.
— Что-то случилось, Руслан? — не выдержала я.
А может, он просто злится на меня из-за ночной тревоги? Ведь наверняка Исаев снова ему на мозг капал.
— И я заметила, — кивнула тётя Тоня. — Ты сам не свой.
Он перестал есть, на мгновение сжал челюсть, пугая меня, и ошарашил нас новостью:
— Я в командировку уезжаю.
— Куда?! Когда?! — в один голос воскликнули мы с его мамой.
Беркут вздохнул.
— Утром позвонили из управления, сборы у нас, — он посмотрел на меня совсем печально: — На месяц.
— Куда?! — испуганно повторила тётя Тоня.
— Да учения у нас, мам, — успокоил он, пока я уговаривала себя не разреветься. Целый месяц! Нет, пожалуйста! Ну почему так?! — Я не хочу ехать, но никто не спрашивает. Завтра уже.
Завтра.
— Ты поэтому такой бешеный был? — поняла я.
— Вот почему так, а?! — кусая губы, Руслан оглядел нас обеих беспомощным взглядом.
У меня был тот же вопрос. Что ж, это плата за счастье, верно, ангел? Нас хотят проверить.
— Детки…, — вздохнула тётя Тоня, понимая наше настроение. — Может, я правда поеду? Побудете вдвоём.
— Мам, — стал он злиться.
— Поняла, — кивнула она, поднимаясь. — Тогда идите, я всё уберу.
— Можно я доем?! — засмеялся Руслан, следя за суетящейся мамой, и рассмешив и нас. Обстановка стала полегче, но моё настроение, конечно, сегодня уже вряд ли что-то поднимет. — Кстати, о еде, — вспомнил Руслан, бросая на меня строгий взгляд. — Что там за история с Кириловым?
— С кем? — не поняла я.
— Он тебе еду носит, а ты даже фамилию его не знаешь? — приподняв одну бровь, криво улыбнулся Беркут.
Он что, ревнует?! Господи, никогда бы не подумала, что это, оказывается, жутко приятно!
— Он больше не будет, — улыбнулась я.
— Это кто у вас там такой смелый? — возмутилась тётя Тоня.
— Конечно, не будет, у него же не две жизни, — ухмыльнулся наш товарищ полковник.
— Мальчик жив, сынок? — осторожно задала резонный вопрос его мама.
Чёрт, бедный Серёжа.
— Пока да. А София Николаевна будет наказана, если не начнёт в столовую ходить. Не кушает целые сутки! — сдал он меня маме.
— Совсем?! — изумилась она.
— Совсем. И сердобольные ребята переживают, таскают ей завтраки, рискуя своей жизнью.
— Я буду ходить, — пообещала я. Хотя бы ради сохранности остальных солдат, если кто вдруг решит снова меня накормить.
Блин, вот всё уже донесли!
— Конечно, будешь. Я попросил, чтобы присмотрели, пока меня не будет.
— Спасибо, — буркнула я. Кто там будет за мной смотреть?! Да я скорее по собственному желанию сбегу, пока Руслана не будет. Господи, целый месяц! — Надеюсь, ты не Исаева попросил?
— Он отстанет, не переживай. А если будет надоедать — скажешь мне, я и ему приглашение отправлю в командировку, — ухмыльнулся Беркут. — А то он там слишком радуется, что будет за главного.
Ну, всё, мне конец. Исаев за главного.
ГЛАВА 27
ГЛАВА 27
После ужина мы с Русланом хотели посидеть с тётей Тоней, поболтать, но она настояла, чтобы мы скорее уединились в спальне, мотивируя тем, якобы, она сильно устала и желает уже лечь спать. И я не сомневаюсь, что она реально прямо сразу ляжет, только бы нам не мешать. Но вот мы с Беркутом сегодня вряд ли решимся на что-то, когда его мама за стеной, да и настроение у нас обоих поганое из-за его командировки. И вот сегодня мы вряд ли решимся, а завтра уже и возможности не будет. Конечно, этот факт дико расстраивал нас обоих. Хотя, нет, расстроена была только я, Беркут злился.