Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Это была продуманная и отлично организованная операция, о которой американская военная разведка ранее ничего не сообщала. Из доклада фон Павеля Уотсон сделал единственный вывод: советские войска собираются атаковать такими значительными силами, что уничтожат его жалкую армию, если она посмеет ответить на удар.

В 10:00 три западных коменданта – французский, британский и американский – и их сотрудники встретились в союзническом штабе на Корренплац, район Далем, на территории американского сектора. Все были захвачены врасплох – ни у кого не было подходящих предложений относительно того, что следует предпринять в данной ситуации. Уотсон председательствовал на совещании, поскольку была его очередь. Несмотря на то что он относительно недавно приехал в Берлин, зато он умел считать. Его двадцати семи танков, менее одного на каждые полтора километра внутренней границы Западный Берлин – Восточный Берлин, и шести 105-миллиметровых гаубиц было явно недостаточно для того, чтобы сражаться с советской армией и восточногерманскими силами.

Офис агентства Рейтер, Восточный Берлин

Воскресенье, раннее утро, 13 августа 1961 года

Мэри Келлетт-Лонг наблюдала из окна за разгневанной толпой, которая с каждым часом становилась все больше. Раньше Мэри никогда не задумывалась, насколько близко от их офиса на Шёнхаузер-аллее находится берлинская граница, всего в четырехстах метрах, по той простой причине, что граница не была явно выраженной.

Большая часть толпы состояла из молодых жителей Восточного Берлина, которые пришли в ярость, увидев, что их лишили связи с Западом. Муж Мэри, Адам, вышел на улицу и смешался с толпой. Эти молодые люди, подумал он, похожи на рассерженных футбольных фанатов после поражения любимой команды, которые ищут, на ком бы выместить гнев. Полиция и боевые группы рабочих оттеснили протестующих, которые слишком близко подошли к границе.

Услышав крики, Мэри испугалась, что полицейские начали стрелять в граждан, среди которых был ее муж. Но оказалось, что полицейские бросили в протестующих канистры со слезоточивым газом и люди с криками кинулись в разные стороны.

Насколько другими были отношения с полицейскими совсем недавно, подумал Адам. Незадолго до 13 августа Vopo [72] остановил его машину, когда Адам возвращался из похода по магазинам Западного Берлина.

Когда полицейский стал обыскивать багажник, Адам вытащил из сумки банку с печеными бобами и бросил ее в воздух с криком: «Ложись, бомба!» Полицейский упал на землю, а его товарищи потянулись за оружием. Поняв, что нет никакой бомбы, полицейский встал, отряхнулся и, рассмеявшись, разрешил Адаму ехать дальше. Понятно, что время розыгрышей закончилось.

Подобно немногим спорадическим протестам, прокатившимся в тот день в Восточной Германии, этой демонстрации не хватало массовости, размаха и решимости, чтобы оспорить победу Ульбрихта. Восточногерманский лидер, в отличие от 1953 года, уверенно руководил операцией, был хорошо подготовлен и пользовался военной и политической поддержкой со стороны Советов. Благодаря эффекту неожиданности и с помощью тысяч полицейских и солдат, занявших стратегические позиции по всему городу, он подавил все организованные протестные выступления.

В нескольких тактически важных местах заместители Ульбрихта с помощью брандспойтов сдерживали особо буйных жителей Западного Берлина. Ульбрихт знал, что может как угодно обращаться с жителями Восточного и Западного Берлина, пока союзные войска остаются в Западном Берлине. Хрущевский страховой полис – советские танки, застывшие в ожидании за пределами Берлина, – не понадобится.

Маршал Конев выиграл вторую битву за Берлин, на этот раз без кровопролития.

В соответствии с соглашениями четырех союзных держав Кеннеди имел полное право отдать приказ снести барьеры, установленные в то утро восточногерманскими подразделениями, которые не имели права действовать в Берлине. 7 июля 1945 года американский, советский, британский и французский военные губернаторы договорились, что будут обеспечивать беспрепятственное движение в Берлине. Это было отражено и в соглашении четырех держав, принятом после снятия берлинской блокады.

Однако еще до 13 августа Кеннеди ясно дал понять, используя несколько каналов, что не станет реагировать, если Хрущев и восточные немцы будут действовать в пределах своей территории. Кроме того, Конев открытым текстом предупредил о цене вмешательства своей массовой военной мобилизацией. Мало того, советские войска окружили Берлин таким образом, что союзники этого не заметили, и Хрущев пошел еще дальше, приведя в полную боевую готовность ракетные войска в Восточной Европе.

Тем не менее в ночь с 12 на 13 августа Конев испытывал сильное напряжение. Если придется вступать в бой, сохранят ли преданность восточногерманские войска и полиция, несмотря на подготовку, идеологическую обработку и неусыпный надзор. Сотни уже сбежали из армии и полиции, и у многих были родственники на Западе.

Конев был уверен, что восточногерманские солдаты, рабочие и полицейские должным образом установят пограничные барьеры, но он сомневался в том, как они поведут себя, если союзнические войска выдвинутся, чтобы разобрать баррикады и восстановить свободное движение.

К его облегчению, этого не произошло. Кеннеди не стал рисковать.