Из письма Ульбрихта Хрущев сделал однозначный вывод:
Ульбрихт объединил максималистские требования с угрозами непоправимых последствий, чтобы подстегнуть Хрущева к действиям. Его письмо могло оскорбить советского лидера, но об этом он думал меньше всего. Отказ Хрущева действовать мог положить конец Восточной Германии – и Ульбрихту.
В тот же день Ульбрихт отправил косвенное, но не вызывающее сомнений послание через Пекин.
Ульбрихт направил в столицу Китая делегацию высокого уровня во главе с членом политбюро и верным партийцем Германом Матерном, не спросив разрешения Хрущева, и предварительно не уведомил его. Если учесть, что Ульбрихт был осведомлен об остром споре между Хрущевым и Мао, это был недружественный акт и с точки зрения выбора времени, и с точки зрения исполнения.
Советское руководство было приведено в боевую готовность, поскольку делегация ГДР, летевшая в Пекин, должна была сделать остановку в Москве. Юрий Андропов, в то время заведующий отделом социалистических стран ЦК КПСС, попросил руководителя делегации сообщить ему о цели поездки. Матерн заверил, что делегация направлена для решения чисто экономических вопросов. Ульбрихт понимал, что на это Хрущеву нечего возразить, поскольку потребности Восточной Германии постоянно росли, а Кремль жаловался, что ему все труднее и труднее их удовлетворять.
В Китае делегацию принял Чэнь И, доверенное лицо Мао, легендарный командующий в период китайско-японской войны, маршал народно-освободительной армии Китая. Он сказал Матерну, что Китай рассматривает свою тайваньскую проблему и восточногерманскую проблему Ульбрихта как проблемы, имеющие «много общего». В обоих случаях речь идет об «оккупированных империалистами» неотъемлемых частях коммунистических стран.
Восточные немцы и китайцы договорились оказывать помощь друг другу в возвращении этих территорий. Это был прямой вызов Хрущеву. С точки зрения Китая, Тайвань был восточным фронтом, а Берлин – западным фронтом глобальной идеологической борьбы, – и Хрущев, как коммунистический лидер, действовал нерешительно и там и там. Кроме того, Чэнь пообещал, что Китай поможет выставить американцев из Берлина, поскольку существующая там ситуация отражается на всех фронтах глобальной коммунистической борьбы.
Чэнь напомнил восточным немцам, что в 1955 году Китай обстрелял тайваньские острова Квемой и Матсу, что привело к кризису, во время которого Объединенный комитет начальников штабов США даже рассматривал вопрос о применении ядерного оружия. Китай пошел на этот шаг, сказал Чэнь, не потому, что хотел усилить международную напряженность, а скорее потому, что должен был «показать США и всему миру, что мы не достигли соглашения о статусе Тайваня. Мы также хотели избавить всех от впечатления, что США настолько сильны, что никто не смеет предпринимать никаких действий и следует соглашаться на любые условия, какими бы они ни были оскорбительными».
По мнению Чэнь И, такое же решение было необходимо принять относительно Берлина.
Теплые китайско-восточногерманские отношения резко контрастировали с начавшимся похолоданием в китайско-советских отношениях. Ульбрихту было известно еще с ноябрьской встречи с Хрущевым в Москве, что советский лидер испытывает чувство соперничества к Мао, и он уже разыграл эту карту, добившись увеличения экономической помощи от Москвы. Хрущев тогда заявил, что предоставит такую экономическую помощь, которую не может предоставить Мао, создав совместные с восточными немцами предприятия на советской территории. «Мы не Китай, – сказал он Ульбрихту. – Мы не побоимся поддержать немцев… Проблемы ГДР – наши проблемы».
Спустя три месяца, несмотря на кажущееся перемирие, о котором Хрущев договорился с китайцами на проходившей в ноябре в Москве конференции коммунистических партий, китайцы стали как никогда серьезной проблемой для Хрущева.
В то время когда восточные немцы вели переговоры об экономической помощи в Пекине, китайцы в Тиране подстрекали албанского лидера Энвера Ходжу порвать отношения с Советским Союзом. На IV съезде албанской партии труда, проходившем в Тиране с 13 по 20 февраля, албанские коммунисты сорвали портреты Хрущева и заменили их портретами Мао, Сталина и Ходжи. Еще никто не наносил Хрущеву большего оскорбления в его лагере.
Ульбрихт, безусловно, рисковал, усиливая дипломатическое давление на Хрущева.
Намного более влиятельный Хрущев вполне мог решить, что наконец пришло время заменить Ульбрихта на более покорного и послушного восточногерманского лидера. Он вполне мог решить, что Ульбрихт, приняв решение отправить делегацию в Китай, перешагнул запретную черту. Однако Ульбрихт все правильно рассчитал – у Хрущева не было другого выбора.
Кремль, Москва