Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Хрущев, который к тому времени лично руководил из Москвы действиями в Берлине, несмотря на продолжавшийся съезд партии, уже приказал отправить в Берлин еще двадцать три танка. «Поставьте наши танки на соседней улице, – приказал он Коневу, – и пусть они не выключают моторы. И пустите грохот и рев танков через громкоговорители».

Конев предупредил Хрущева, что если он бросит вызов американцам, то американские танки «могут перейти в наступление». Он опасался, что импульсивный Хрущев, преувеличивая советские возможности, может начать войну.

«Это едва ли, – ответил Хрущев – если только американцы не ослепли от ненависти».

Зал Кабинета, Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия

18:00, пятница, 27 октября 1961 года

Помощник вручил генералу Клею сообщение об увеличении советских танков на контрольно-пропускном пункте «Чарли» во время его телефонного разговора с президентом Кеннеди, который находился в Зале Кабинета на заседании президентской команды по национальной безопасности. К этому моменту, похоже, весь Вашингтон был против Клея, за исключением Кеннеди, который еще не высказал своего отношения к генералу.

Клей заверил президента, что контролирует ситуацию в Берлине. Он настойчиво утверждал, что решение Советов выдвинуть еще двадцать танков свидетельствовало всего лишь о математических расчетах, проведенных Советами, – они просто хотели сравняться с американцами.

Однако Советы были напуганы демонстрацией силы у контрольно-пропускного пункта «Чарли» и возможностью дальнейшей эскалации конфликта, и Хрущев впервые привел свои ядерные силы в состояние боевой готовности. Советский лидер не был уверен, что ситуация не выйдет из-под контроля, и подготовился к разным вариантам развития событий.

Клей ясно высказал свое мнение: «Если Советы не хотят войну за Берлин, мы не можем начинать ее. Если они начнут ее, мы ничего не сможем сделать, чтобы остановить ее». Генерал был готов ручаться, что Советы не хотят начинать войну, и считал, что Соединенные Штаты должны отбросить их. Но президент не хотел рисковать.

Клей не знал, что демонстрация силы у контрольно-пропускного пункта «Чарли» настолько лишила президента присутствия духа, что он отправил брата решить вопрос с его постоянным собеседником на протяжении последних шести месяцев, советским агентом Георгием Большаковым. Одновременно он задействовал второй, более старый канал через посла Томпсона в Москве, как уже делал перед Венским саммитом.

Президент не отказывался от Большакова, поскольку этот канал доказал свою успешность. Переговоры Бобби с Большаковым перед Веной не смогли подготовить его к расставленным Хрущевым ловушкам по Берлину, но в критический момент Большаков был самой быстрой и непосредственной связью с Хрущевым.

Бобби знал, как немедленно организовать встречу с Большаковым, причем так, чтобы об этом не прознали газетчики. Джеймс В. Симингтон, помощник генерального прокурора, думал, что его босс, Роберт Кеннеди, испытывает расположение к «Георгию» отчасти из-за своей «склонности к безобидным фиглярам». Они встречались каждые две недели или около того, и Бобби обсуждал с Большаковым «большинство важных вопросов, связанных с Советским Союзом и Соединенными Штатами».

Брат президента сам установил порядок общения и позже сокрушался, что «к сожалению – как глупо, – я не записывал многие из обсуждаемых вопросов. Я просто пересказывал брату, о чем мы говорили, и он действовал в зависимости от этой информации. Я думаю, иногда он сообщал эту информацию Государственному департаменту, а иногда умалчивал о ней».

Первое совещание относительно возрастания напряженности на границе у контрольно-пропускного пункта «Чарли» между Бобби Кеннеди и Большаковым состоялось 26 октября в 17:30, за день до появления советских танков на перекрестке Фридрихштрассе. Согласно воспоминаниям брата президента, вторые, решающие переговоры состоялись 27 октября в 23:30 по вашингтонскому времени, или 28 октября в 5:30 по берлинскому времени, когда в холодный предрассветный час друг напротив друга посреди Берлина стояли танки и солдаты двух держав.

По словам Бобби, он сказал Большакову, что «ситуация в Берлине усложнилась». Он пожаловался, что министр иностранных дел Громыко резко отклонил предложение посла Томпсона по разрядке напряженности. «Мы считаем, что такое отношение, когда прилагаются усилия, чтобы найти способ решить эту проблему, недопустимо», – заявил Кеннеди. Он призвал «в последующие четыре – шесть недель немного успокоиться».

Позже генеральный прокурор вспомнил, что тогда он сказал Большакову: «Президент хотел бы, чтобы через двадцать четыре часа там не было никаких танков». Хрущев именно так и поступил. Бобби отметил, что обсуждение инцидента на контрольно-пропускном пункте «Чарли» показало, что Большаков «действовал весьма эффективно, когда решался столь важный вопрос».