Берлин

Но бесконечно это длиться не могло. Теперь был почти март, срок аренды подходил к концу, танцовщик возвращался из Вены, и мне надо было искать новую квартиру. Я решила, что было бы неплохо снимать квартиру с кем-то, – надо было завести друзей, заложить фундамент социальной жизни, – так что я подала заявки в несколько коммуналок, или WG[1]. Большинство объявлений были банальными: «Ищем чистоплотного ответственного жильца, трудоустроенного (простите, студенты), не против 420[2]». Так что я быстро нашла просторную комнату недалеко от «Котти». Я поселилась в двухкомнатной квартире с полячкой по имени Эва, которая была довольно милой, когда не курила метамфетамин. В другие дни она либо пропадала на технодискотеках в темных клубах, либо доставала своим присутствием – бродила по квартире во время отходняка. От мета у нее начинались паранойя и желание обвинять всех вокруг. Эва могла написать мне среди ночи: «Эй, ты видела мою красную толстовку? Если ты ее брала, то надеюсь, не потеряла, потому что это папина. А еще у меня пропала банка с подсолнечными семечками. Ты взяла?» Она проверяла, выключена ли духовка, закрыта ли дверь, оттирала раковину так, будто это ее душа. Я совершила ошибку и прогуглила «побочные эффекты метамфитаминовой зависимости», потому что наткнулась на статью о метамфетаминовом психозе и проявлениях жестокости. После этого я стала запирать дверь комнаты на ночь и даже просыпалась проверить, надежно ли она закрыта, все больше сомневаясь в том, кто из нас настоящий параноик. После «испытательного срока» в две недели я разочаровалась в идее жить с соседкой и стала искать отдельное жилье.

Вскоре я поняла, что новичкам везет и поэтому мне так быстро попадались квартиры танцовщика и Эвы. Пришлось просмотреть немало квартир, вынести тьму странных разговоров и выдавить из себя множество фальшивых улыбок в местах, провонявших потом и оттаявшими креветками. Высокий мужчина с бледными волосатыми ногами показывал мне светлую студию, пока его девушка пряталась под шатром из простыней. Красавчик-итальянец провел по квартире, откуда вывез всю старую мебель и обставил полностью икеевской. Я уже было отчаялась, что никогда ничего не найду и придется вернуться в Лондон, как встретила женщину, которая в целях моего рассказа будет упомянута лишь по инициалам Э. Г. Она искала кого-то, кто сможет присмотреть за ее квартирой-студией полгода, пока она в Сиэтле проходит курс Вашингтонского университета по брызгам и распространению крови в рамках учебы на криминолога. В объявлении она описала «уютное гнездышко в приятном районе рядом с метро «Германплац». Утверждала, что в квартире деревянный пол и «очарование Hinterhof», в смысле, что окна выходят во двор, а не на улицу. Старые здания в Берлине часто стоят в глубине дворов, так что жизнь в Hinterhof, «хинтерхоф», – это своеобразный компромисс: в квартирах тихо, как правило, безопасно, но в эти дворы проникает очень мало солнечного света. Однако Э. Г. уточнила, что в ее квартире не только тихо и безопасно, но также очень светло, ведь там есть три больших окна.

Предстояло много чего продумать и спланировать, чтобы получить квартиру. А началось все с имейла.

Дорогая Э. Г.

Меня зовут Дафна, я аспирант на факультете философии, переехала учиться в Берлин из Лондона[3]. Меня заинтересовала ваша квартира, я ответственна, хорошо отношусь к чужим домам и собственности[4]. Без вредных привычек, тихая[5]. Напишите мне, если все еще ищете арендатора.

Всего наилучшего,

Дафна Фербер

P. S. Прошу прощения за письмо на английском. У меня самый базовый уровень немецкого[6]

.

Реакция на письмо была хорошей, как я и думала. Люди почему-то верят философам. Принадлежность к их ячейке – это как печать авторитетности. Почти никто не понимает, что на самом деле философы (из которых большинство мужчины) те еще извращенцы. Если бы на мое объявление откликнулся философ, я бы ни за что не ответила. Посчитала бы, что он эстетически ущербный, сексуально неудовлетворенный и завтракает всякой мерзкой рыбной щетинистой гадостью.