Во втором эшелоне 3-й гв. танковой армии двигался 9-й механизированный корпус. Поначалу он помог отражению контрудара 8-й танковой дивизии в районе Левенберга, но вскоре сам был атакован. Противником были подтянуты 10-я танко-гренадерская и 408-я пехотная дивизии, и контрнаступление ГА «Центр» продолжилось. Командир 9-го механизированного корпуса генерал-лейтенант И. П. Сухов принял решение развернуть все свои силы на широком фронте от Левенберга до Гольдберга и отразить контрудар противника на этом рубеже. Бригады корпуса в течение 19 и 20 февраля вели здесь тяжелые оборонительные бои.
В журнале боевых действий штаба оперативного руководства за 20 февраля 1945 г. есть такая запись: «В целом следует отметить, что за последние 14 дней в полосе группы армий «Центр» наши войска добились значительных успехов, хотя их состав сведен до минимума. Своим успехом операция обязана, среди прочего, гибкому командованию, которое быстро изменило направление удара танковых соединений и образовало ударные группировки»{52}. Действительно, Шёрнеру удалось остановить контрударами прорыв на запад как 4-й танковой армии Д. Д. Лелюшенко, так и 3-й гв. танковой армии П. С. Рыбалко.
В течение 20–21 февраля войска 3-й гв. танковой армии продолжали вести наступление в направлении Герлица. Особенно ожесточенными были уличные бои в Лаубане, где противник оборонял каждый дом, широко применяя против наступающих танков фаустпатроны. Обороняли Лаубан части 6-й народно-гренадерской и 17-й танковых дивизий, отступивших с Вислы и пополненных уже в составе группы армий «Центр». Соединения армии П. С. Рыбалко понесли большие потери. На 21 февраля в танковых бригадах насчитывалось по 15–20 танков. Весь 7-й гвардейский танковый корпус имел в строю всего 55 танков, а в 9-м механизированном корпусе осталось 48 танков.
Кризис в наступлении 3-й гв. танковой армии вызвал неудовольствие у самого Верховного Главнокомандующего. И. С. Конев вспоминал: «В тот день, когда немецко-фашистские части начали выходить на тылы 3-й танковой армии, Сталин позвонил мне и выразил тревогу: «Что у вас там происходит в третьей танковой армии? Где она у вас там находится?» Я ответил, что армия Рыбалко ведет очень напряженные бои в районе Лаубана, но, считаю, ничего особенного с ней не произошло. Армия воюет в сложной обстановке, но это для танковых войск дело привычное. Звонок Сталина застал меня на командном пункте 52-й армии, недалеко от Лаубана. Я заверил Верховного Главнокомандующего, что, если обстановка усложнится, мы примем все необходимые меры на месте»{53}.
Чтобы сломить сопротивление противника в Лаубане, против него были развернуты 51-я и 53-я гв. танковые бригады 6-го гвардейского танкового корпуса, часть сил 9-го механизированного корпуса. Наступающие на Лаубан части были усилены 16-й самоходно-артиллерийский бригадой, 57-м гв. тяжелым танковым полком и несколькими артиллерийскими и минометными полками. Вскоре танкистов догнала пехота. 22 февраля в полосу наступления 6-го гв. танкового корпуса была выдвинута 254-я стрелковая дивизия 52-й армии.
24 февраля, когда еще шли бои за Лаубан, считается последним днем Верхне-Силезской операции 1-го Украинского фронта. Формально можно считать этот день моментом отказа советского командования от реализации первоначального плана операции. «Фестунги» в полосе фронта И. С. Конева стали одними из самых долгоживущих: Глогау капитулировал только 1 апреля, а Бреслау держался до самого конца — его гарнизон сложил оружие только 6 мая. Потери фронта в период с 8 по 24 февраля составили 99 386 человек (23 577 человек безвозвратные потери и 75 809 санитарные). В результате Нижне-Силезской операции войска 1-го Украинского фронта вышли вровень с позициями 1-го Белорусского фронта на одерских плацдармах. Это обеспечило войскам двух фронтов благоприятное положение для проведения наступления на Берлин.