Берлин-Александерплац

— Да, засыпался Герберт, ему припаяли два года, я делаю для него все, что в моих силах, про тебя его тоже много спрашивали. Пока он отсиживает в Тегеле. Ну, а как твои дела, Франц?

— Неплохо, как видишь. Из Буха меня выпустили, признали невменяемым.

— Я читала об этом на днях в газете.

— О чем только не пишут в газетах. Но уж очень я ослаб, Ева. На казенном пайке не разгуляешься.

Посмотрела Ева ему в глаза. Взгляд у Франца теперь кроткий, глубокий, ищущий. Никогда раньше он так не глядел. И Ева ничего не рассказала ему о себе, хоть с ней тоже случилось кое-что, и это имеет к нему самое непосредственное отношение. Но сейчас не стоит ему говорить, он слишком еще слаб.

Вскоре Ева нашла ему комнату, устроила его — пусть отдыхает, ни о чем не заботится. Да он и сам сказал ей на прощанье, когда она впервые навестила его на новой квартире:

— М-да, сейчас мне не до работы…

* * *

Ну, а как же он время проводит? Окреп малость и начал выходить на улицу. Гуляет по Берлину.

Берлин расположен на 52°31′ северной широты и 13°25′ восточной долготы. В городе 20 вокзалов для поездов дальнего следования, 121 вокзал пригородного сообщения, 27 станций окружной железной дороги, 14 — городской железной дороги, 7 сортировочных станций; городской транспорт: трамвай, автобусы, надземная железная дорога и метрополитен. Второго такого города не найти. Впрочем, жители Вены полагают, что лучше их города нет ничего на свете.

"Заветная мечта женщины в трех словах! Представьте себе, одна нью-йоркская фирма рекламирует новое косметическое средство, придающее желтоватой сетчатой оболочке чистый голубой оттенок, который бывает только в молодости. Тюбик нашей пасты, — и ваши глаза приобретут любой оттенок". "Новинка! К чему тратить так много денег на чистку меховых вещей…"

Франц-Карл гуляет по городу. В Берлине человеку легко поправить здоровье, было бы только у него сердце здоровое.

Первым долгом — на Алекс. Вот он — тут как тут. Впрочем, ничего нового здесь не увидишь; всю зиму стояли такие холода, что почти не пришлось работать, и все осталось так, как было. Только большой копер стоит теперь близ Георгенкирхплац, там убирают строительный мусор, оставшийся от снесенного универмага Гана. Смотри-ка, рельсы уложили — наверное, здесь новый вокзал будет. А вообще жизнь кипит на Алексе, но главное, что он остался на месте! Публика снует туда, сюда, грязь невообразимая, потому что берлинский магистрат — учреждение благородное, гуманное, не хочет людей утруждать. Снег, он и сам растает, и помаленьку весь превратится в грязь. Чтоб никто до него не смел дотрагиваться! А когда проезжает машина — беги в ближайший подъезд, иначе рискуешь получить в физиономию бесплатно заряд грязи, а потом тебя же еще, пожалуй, привлекут к ответственности за расхищение городского имущества. Так, ну что еще здесь изменилось? Ага, "Мокка-фикс" закрыли! На углу открылось теперь новое заведение "Мексико" — мировая сенсация; зал оформлен под индейский блокгауз, а в окно можно полюбоваться кухней; шеф-повар колдует у плиты, жарит что-то на решетке. Вокруг Александровских казарм поставили глухой забор, почем знать, что там делается, в нижнем этаже перестраивают помещения под магазины. Трамваи набиты до отказа, все едут по делам, проезд по-прежнему стоит двадцать пфеннигов, но если не жалко, платите хоть тридцать, а то купите себе "форд" — еще удобней! Надземная дорога тоже работает прекрасно, там нет первого и второго классов, а есть только третий, и все сидят рядышком, но чаще приходится стоять. Соскакивать на ходу строго воспрещается, за нарушение штраф до 150 марок; да мы и так не будем прыгать, а то еще током убьет! "Блестят, как солнце, сапоги. Употребляйте крем "Эги"! Не задерживайтесь при входе и выходе — проходите на середину вагона.

Все это очень хорошие вещи — с их помощью можно человека в два счета поставить на ноги. Если он немного ослаб, не беда — было бы у него сердце здоровое! Не задерживайтесь при входе… Ну что ж, Франц-Карл Биберкопф здоров, всем бы быть такими здоровыми, как он. Разве стоило бы рассказывать про человека такую длинную историю, если б он едва держался на ногах? Однажды, когда какой-то букинист стоял с товаром на улице под проливным дождем и проклинал свои плохие дела, к его тележке подошел поэт и писатель Цезарь Флайшлен, спокойно выслушал ругань, а затем, похлопав его по мокрому плечу, сказал: "Брось ругаться! Зажги солнце в сердце своем!" И, утешив его таким образом, скрылся из виду. Впоследствии это послужило Флайшлену поводом для его известной поэмы о солнце. Подобное солнце, правда несколько иного свойства, горит и в сердце Франца Биберкопфа, а если добавить к этому рюмку водки да положить побольше мальц-экстракта в суп, то глядишь — скоро опять будешь в форме.