Берлин - Париж: игра на вылет (СИ)

По совокупности, ограничиться единственным скальпом никак не удастся. Надо как следует надрать жирные задницы кое-кому в Адмиральштабе. Но особо поплохеет ослам, проморгавшим выход в фавор Фишера и его чёртов «Дредноут», прямо под собственным носом. Графу Меттерниху накручу хвоста лично. И потом решу, как с ним быть дальше. Граф Бернсторф вылетит из Лондона в Сиам, Венесуэлу или какую-нибудь им подобную дыру. А этот страшащийся морской болезни пижон Керпер пусть потопчет палубы на флагмане Азиатской эскадры.[5] Ее очень скоро ждет серьезное усиление и дальние походы. Океан быстро проветрит его голову от притупляющих чутье лондонских туманов. Ну, и отдельный разговор, и весьма нелицеприятный, предстоит мне с Эйкштедтом, Пригером, Тэпкеном и Штейнхауэром. Всыплю всем по первое число, чтобы надолго запомнили…»

В отличие от лучащегося довольством и самоуверенностью кайзера, с цинизмом у Тирпица было похуже: «…Однако, по-боцмански тактичного Всеволода, я совершенно не могу винить в этом позоре. Конфуз случился из-за внезапной смены декораций на сцене. Из-за хитрого подонка Джека. И со временем он обязательно оплатит сегодняшний счет. Даже если ради этого мне придется приплачивать Бересфорду!

Конечно, я мог поддержать беднягу Иоганнеса, сохранив свою честь незапятнанной, и не выглядел бы в его глазах свиньей. Но ведь кайзер мог в бешенстве и меня запросто изгнать вместе с ним. Как же тогда наша общая великая цель? Цель всей моей жизни? Моя историческая миссия? Мой… то есть, наш с Экселенцем, Имперский флот?..

Как же пусто, как выжжено на душе. Неужели я испугался? Вульгарно струсил?..

Боже, как мучительно больно терять друзей. И как тяжко отвечать за ВСЕ…»

***

Серебристое сияние вонзившихся в темноту прожекторных лучей визуально делало мрак вокруг них более густым и непроницаемым, таковы уж свойства человеческого глаза. Но любые предметы, даже окрашенные в черный цвет, немедленно вспыхивали в этом холодном и бесстрастном свечении яркими, призрачными видениями в зеленовато-синих тонах.

Потоки электрического света стремительно перемещались, рассекая ночную тьму. Широкие и радужные у основания, вдали узкие и четкие, как два зеленоватых клинка, они как в стоп-кадре выхватывали из нее то покрытую блестками изумрудную рябь на водной глади, то дымчато-голубую стену древесных крон на противоположном берегу.

Казалось, время остановилось, заколдованное волшебной игрой света и тьмы. Как вдруг, почти в один миг, лучи прожекторов остановились, и, прервав хаотичный танец, высветили перед глазами изумленной публики нечто такое, чего здесь, в Потсдаме, никто из непосвященных не ожидал увидеть.

Партер, амфитеатр и галерка выдохнули что-то нечленораздельно восторженное…

«Афигеть, не встать! – Василий тоже поддался общему эмоциональному всплеску, -Как там у Филатова было? «Потрудись-ка мне добыть, то, чего на ентом свете, вообще не может быть!» Усатый Вилли и его местные «эрнсты-киселевы» действительно сотворили маленькое чудо. Или большое? Не могу пока на глазок определить размеры ЭТОГО…»

О чем в данный момент думал Петрович, Балк так и не понял, настолько обалдевшее выражение застыло на физиономии адмирала Руднева…

Лучи боевых прожекторов поймали и неторопливо повели навстречу друг другу два изящных корабельных силуэта. Однажды их обладатели уже встречались. Это было на внешнем рейде далекого Порт-Артура несколько месяцев назад. В памятный день, когда Кронпринц Вильгельм Гогенцоллерн стал каперангом русского флота. И сегодня, каким-то непостижимо волшебным образом, они материализавались тут, вопреки пространству, времени и здравому смыслу: крейсеры «Варяг» и «Принц Адальберт» чисто теоретически, не то что практически, не могли втиснуться в мелководное Святое озеро.

Конечно, потом все узнают, что это были лишь бутафорские силуэты, собранные из досок и парусины в масштабе один к восьми. Установленные на слегка выступающие над водой понтоны, с жестко пришвартованными с противоположной стороны паровыми катерами, они создавали практически полную иллюзию облика настоящих кораблей.

Естественно, при взгляде под прямым углом на тот «борт», где не было катера-буксировщика. Плюс ночь, подсветка узкими лучами. Но и сами силуэты-муляжи были сделаны с подлинно немецкой, педантичной аккуратностью. На их «бортах» художник тщательно прорисовал все подробности корабельного облика. От якорей и скоб-трапов, до киповых планок и иллюминаторов. Даже настоящие прожектора блестели зеркальными стеклами на марсах, а из «труб» курился дымок!

Но именно благодаря их графическим деталям - шлюпбалкам, спонсонам, стволам орудий - Василий смог быстро догадаться, что перед ним высококачественная обманка: следом за светом прожекторов не двигались тени от всей этой мелочевки. С примерным размером силуэтов он определился, прикинув на глаз высоту их «мачт» в сравнении с деревьями, смутно различимыми на заднем плане. Но в самые первые секунды, пока его взгляд не «зацепил» нюансы, ощущение реальности было потрясающим.