Исполнить планы друзей-комиссионеров нашему помощнику не пришлось. Их американский посредник вскоре после этого происшествия исчез из поля зрения. Основания для жалоб американскому командованию отпали, а копии удостоверений оказались в распоряжении советской военной контрразведки.
Это были интересные для исследователя документы. По одному удостоверению американец-спекулянт значился офицером связи главной американской квартиры на Клей Аллее в Целендорфе с сенатом Западного Берлина. По другому документу он числился руководящим сотрудником американского Красного Креста в Западном Берлине, а по третьему он был офицером американской военной разведки. И все в одном лице.
Конечно, о своем «должке» перед западноберлинской братией наш помощник скромно умалчивал перед нами, что и привело его в объятия полиции в Демократическом Берлине.
Все происходящее, безусловно, осложнило на время решение наших текущих задач. «Комиссионеру» пришлось менять место жительства и род занятий, порвать все отношения с бывшими братками. А я получил соответствующее внушение по службе за недостаточную воспитательную работу со своими агентурными кадрами.
Припоминается еще один поучительный для оперработника случай, который преподнес мне этот «Комиссионер». Очередная встреча с ним у нас была назначена в центре Берлина, на Александрплатц. Мы попытались было заглянуть в ряд кафе и ресторанов на площади, но нигде не было свободных мест — время обеда. Тогда я предложил ему пройти в уже известный мне спокойный ресторанчик, расположенный в двух кварталах от центра города. Мы пришли в этот район — остатки старой Берлинской городской стены, где размещался ресторан под названием «Цур лецтэн инстанц» («Последняя инстанция»). Подойдя к двери ресторана, я предложил спутнику пройти впереди меня. Он остановился, недоуменно посмотрел на меня и с выражением смятения на лице резко заявил: «Вы мне предлагаете войти сюда? Ну, уж нет, я не заслужил этого!» — и, повернувшись, пошел прочь от меня.
Я с трудом догнал своего помощника. Вижу его открытое недовольство моим предложением посетить этот немноголюдный ресторанчик, но никак не могу взять в толк, чем же я вызвал у него такое сильное раздражение. Мы устроились для беседы в одной из закусочных. Собеседник был немногословен, сдержан, явно чем-то озадачен, сбивался с темы намеченного ранее разговора. В заключение встречи он, собравшись с духом, резко заявил мне: «Я не ожидал от вас такого отношения ко мне! Если вы недовольны нашим сотрудничеством, то скажите прямо. Я понимаю, основания для этого у вас могут быть, особенно после знакомства со следователем в полицайпрезидиуме.
Но я прошу еще раз: скажите мне об этом прямо, открыто, без намеков, а не как с этим предложением посетить «Последнюю инстанцию».
Ответ ошеломил меня:
— У моих бывших товарищей по бизнесу она имеет свое символическое значение! Больше меня туда не приглашайте! У него дурная слава!
Видя озадаченное выражение моего лица, он в сердцах бросил:
— Сходите в Берлинский краеведческий музей и там все узнаете про этот ресторан!
Делать нечего. Надо срочно пополнять свои знания по оперативной обстановке в городе. В ближайшее же воскресенье иду в Берлинский краеведческий музей (Museum fuer Heimatkunde).
Музей создан руками людей, действительно любящих историю своего города. Это видно по поведению экскурсоводов, оформлению стендов, любовному сохранению и оформлению реликвий, собраниям графических рисунков художника Хейнриха Цилле. Он с юмором отображал в этих рисунках жизнь простых людей на городских окраинах.
В собрании музея были также исторические схемы развития и становления города из провинциального местечка в столицу прусского государства. При ознакомлении с чертежами старых границ города и фотографиями остатков сохранившейся городской защитной стены наталкиваюсь на целый стенд, посвященный истории ресторанчика «Последняя инстанция».
Раньше, когда город находился еще внутри защитной стены, этот ресторанчик разместили непосредственно в ней, вблизи от городских ворот.
Был в средние века такой обычай: всех преступников, осужденных на смертную казнь, выводили за стены города и вели к месту казни мимо это ресторана. Осужденный имел право на последнее волеизъявление. Он мог с разрешения охраны зайти в этот ресторан и угоститься бесплатно, за счет казны, после чего шел к месту экзекуции.
Именно поэтому данный ресторанчик и получил название «Последняя инстанция», то есть последняя в жизни перед смертной казнью. Таков исторический смысл его названия, сохранившегося и в наши дни.
В уголовной среде его название имеет символическое значение. Им пугают сообщников, не очень твердо исповедующих законы уголовного мира или решившихся на заранее обреченную на провал какую-либо бессмысленную преступную авантюру, при реализации которой ничего, кроме тюрьмы или казни, нельзя ожидать…