Берлинская ночь (сборник)

– Так почему, я спрашиваю.

Мгновение он колебался. Потом сказал:

– Со мной вместе сидел человек, которого собирались освободить. Он был очень болен и скоро бы умер. Зачем его репатриировать? – Беккер пожал плечами и посмотрел мне прямо в глаза. – Поэтому я задушил его. Наглотался камфары – кстати, чуть себя не убил – и занял его место. – Он пристально смотрел на меня. – Я отчаялся, Берни. Ты же помнишь, как лихо там было.

– Да, помню, – сказал я, стараясь скрыть свое отвращение, и не смог. – Но знаешь, расскажи ты мне все это раньше – с удовольствием дал бы им тебя повесить.

Я взялся за дверную ручку.

– Еще есть время. Что же ты?

Скажи я ему правду, Беккер вряд ли бы понял. Он, возможно, подумал бы, что метафизика – это нечто используемое для производства дешевого пенициллина на потребу черного рынка. Поэтому я покачал головой и сказал:

– Считай, я заключил кое с кем сделку.

Глава 30

Я встретился с Кенигом в кафе «Шперл» на Гумпендорферштрассе, которая находилась во французском секторе, но близко к Кольцу. Это было большое мрачное заведение в новом стиле, с многочисленными зеркалами, от которых светлее не становилось, и несколькими бильярдными столами в полразмера. Каждый из них был освещен лампой, свисавшей с пожелтевшего потолка на медном креплении, которое выглядело, как будто его сняли со старой подводной лодки.

Терьер Кенига смиренно восседал недалеко от хозяина, наблюдая за его одинокой, но глубокомысленной игрой. Я заказал кофе и приблизился к столу.

Он тщательно примерился к шару, а затем принялся натирать конец кия мелом, молчаливо приветствуя мое появление кивком.

– Моцарт особенно любил эту игру, – сказал он, опуская глаза на сукно. – Он, без сомнения, находил ее подходящим воспроизведением четкого динамизма своего интеллекта.

Он глянул на шар, точно прицеливающийся снайпер, и после долгой паузы ударил белым шаром в первый красный, а тот в свою очередь – в другой. Этот второй красный шар прокатился вдоль всего стола, закачался на краю лузы и, вызвав тихий шепот удовлетворения у игрока, так как более изящного проявления законов тяготения и движения не существует, бесшумно скользнул, скрывшись из виду.

– Я же люблю эту игру по гораздо более эстетическим причинам. Мне нравится звук шаров, ударяющихся друг о друга, и мягкость, с которой они катятся. – Кениг достал красный шар из лузы и, к своему удовлетворению, положил его обратно. – Но больше всего мне нравится зеленый цвет. Вы знаете, что у кельтов зеленый считается несчастливым цветом? Нет? За ним идет черный. Может, все объясняется тем, что англичане вешали ирландцев за ношение зеленого. Или шотландцев? – Какое-то время Кениг, точно сумасшедший, таращился на поверхность бильярдного стола, будто хотел лизнуть его языком. – Только посмотрите на него! – выдохнул он. – Зеленый – цвет честолюбия и молодости. Это цвет жизни и вечного отдыха. Reguiem aeternam dona eis[50]. – Он неохотно положил свой кий на сукно и, достав большую сигару из кармана, отвернулся от стола. Терьер выжидательно поднялся. – Вы сказали по телефону, что у вас есть для меня кое-что. Нечто важное?

Я передал ему конверт Белински.

– Извините, что написано не зелеными чернилами, – сказал я, наблюдая, как он достает бумаги. – Вы читаете кириллицу?

Кениг покачал головой.

– Боюсь, с таким же успехом это могло быть написано на галльском. – Однако он все равно развернул бумаги на бильярдном столе, а затем зажег сигару. Собака залаяла, и хозяин, приказал ей сидеть тихо. – Может быть, вы соблаговолите объяснить, что в этих бумагах?

– В них подробно изложено расположение и порядок работы МВД в Венгрии и Нижней Австрии. – Я прохладно улыбнулся и сел за соседний столик, на который официант только что подал для меня кофе.

Кениг медленно кивнул, по-прежнему непонимающе глядя на документы, затем собрал их, положил в конверт и сунул его в карман пиджака.

– Очень интересно, – сказал он, усаживаясь за мой столик. – Предположим на мгновение, что они – подлинные...

– Они действительно подлинные, – быстро сказал я.

Он терпеливо улыбнулся, будто я понятия не имел о том долгом процессе установления подлинности такой информации.

– Предположим, что они подлинные, – с ударением на первом слове повторил он, – как это вы их нашли?

Двое мужчин подошли к бильярдному столу и стали наблюдать за игрой. Кениг отодвинул стул и кивнул мне, приглашая последовать его примеру.

– Все в порядке, – сказал один из игроков. – Здесь хватит места всем. – Но мы все равно отодвинули стулья на более безопасное расстояние от стола, и я стал рассказывать ему историю, которую отрепетировал с Белински.

Выслушав меня, Кениг удовлетворенно покачал головой и поднял на руки собаку, тотчас лизнувшую его в ухо.