Берлинская ночь (сборник)

– И вы хотите нас уверить, что поставили под сомнение успех всей операции ради одной... – Мюллер презрительно сморщил нос, – ради одной черномазой? – Он покачал головой. – Нет, мало похоже на правду. – Он кивнул человеку возле электрощита, тот нажал кнопку, и гидравлическая установка, приводившая в движение пресс, взревела. – Послушайте, господин Гюнтер, ну, допустим, все, что вы говорите, правда, тогда почему же американцы не появились, когда вы подали им сигнал?

– Да не знаю! – закричал я.

– Тогда подумай, – сказал Небе.

– Похоже, они в действительности и не собирались вас арестовывать, – сказал я, облекая в слова свои собственные подозрения. – Все, что они хотели узнать, – живы ли вы и работаете ли на Организацию. А меня использовали и, узнав все, что им было нужно, бросили, как ненужную вещь.

Я попытался высвободиться из рук латыша, увидев, как пресс начал медленно опускаться. Вероника лежала по-прежнему без сознания, но ее грудь чуть заметно вздымалась. Девушка не могла, слава Богу, видеть, что на нее опускается плита. Я затряс головой.

– Послушайте, ну я действительно не знаю, почему они не появились.

– Итак, – сказал Мюллер, – давайте подведем итог. Единственным свидетельством моего существования, помимо результатов баллистической экспертизы, которым можно не придавать особого значения, является ваш сигнал.

– Да, полагаю, что так.

– Еще один вопрос. Как вы думаете, знают ли американцы, почему был убит капитан Линден?

– Нет, – сказал я, но, сообразив, что от меня ждут не отрицательных ответов, добавил: – Но, как нам казалось, он получал информацию о военных преступниках, входящих в Организацию, и приехал в Вену, чтобы найти вас. В передаче этой информации мы сначала подозревали Кенига. – Я покачал головой, пытаясь вспомнить те версии, которые я сам строил, пытаясь объяснить смерть Линдена. – Затем мы решили, что он, должно быть, сам каким-то образом передает информацию Организации для того, чтобы помочь вам вербовать новых членов. Да выключите вы эту машину, Бога ради!

Плита пресса опустилась вровень с краями чана, и Вероника исчезла из виду, ей осталось жить несколько минут, пока пресс пройдет те два или три метра, отделявшие его от дна чана.

– Мы не знали почему, черт вас всех раздери.

Мюллер говорил очень медленно и спокойно, словно был хирургом:

– Мы должны быть уверены, господин Гюнтер. Разрешите мне повторить вопрос...

– Говорю же, я не знаю...

– Почему, по вашему мнению, нам было необходимо убить Линдена?

Я в отчаянии замотал головой.

– Скажите мне правду, только и всего. Что вы знаете? Вы несправедливы по отношению к этой молодой женщине. Скажите нам, что именно вам удалось узнать.

Пронзительное завывание машины стало громче. Оно напомнило мне звук поднимающегося лифта в здании, где располагалось мое старое сыскное агентство в Берлине. Вот где мне нужно было сидеть и заниматься своим делом.

– Господин Гюнтер, – в голосе Мюллера появились настойчивые нотки, – ради спасения этой бедной девочки, я прошу вас.

– Ради Бога...

Он посмотрел на головореза у приборного щита и качнул своей аккуратно подстриженной головой.

– Я не могу вам ничего сказать! – заорал я.

Пресс задрожал, натолкнувшись на живую преграду. На короткое мгновение механическое завывание стало выше на пару октав, пока гидравлическая машина преодолевала сопротивление встретившегося на ее пути препятствия, потом стало прежним, когда пресс закончил свое ужасное путешествие, и угасло после очередного кивка Мюллера.

– Не можете сказать или не хотите, господин Гюнтер?

– Ублюдок, – сказал я, почувствовав неожиданную слабость от отвращения, – грязный, жестокий ублюдок.

– Она ничего не почувствовала, – сказал он с нарочитым безразличием. – Мы накачали ее наркотиками, чего мы не сделаем для вас, когда повторим этот маленький спектакль через, скажем... – он посмотрел на свои наручные часы, – двенадцать часов. До этого у вас есть время подумать. – Он заглянул в чан. – Конечно, я не могу обещать, что мы сразу вас прикончим, как эту девушку. Может быть, мне захочется придавить вас два или три раза, перед тем как отправить на удобрение. Как виноград. Если же вы скажете мне все, что я хочу знать, обещаю вам более безболезненную смерть. Яд вас расстроит меньше, как вы думаете?

Я почувствовал, как искривились мои губы. Мюллер неодобрительно сморщился в ответ на мои ругательства и покачал головой.

– Райнис, – сказал он. – Можете ударить господина Гюнтера еще раз перед тем, как отправить в камеру.

Глава 36

Вернувшись назад в подвал, я помассировал ребро над печенью, которое латыш, служивший Небе, выбрал в качестве мишени для своего ошеломляюще болезненного удара. В то же самое время я пытался набросить покров забвения на то, что произошло с Вероникой, но мне это плохо удавалось.

* * *