Берлинская тетрадь

Уничтожая гитлеровское государство, наши люди вовсе не собирались мстить немецкому народу, женщинам, старикам, детям.

Немцы-антифашисты первыми вылезли из подвалов, из бетонных щелей, чтобы помочь нашим солдатам расчистить улицу от завалов камней, убрать трупы. Они указывали на переодетых в штатское платье гитлеровских офицеров, нацистских активистов, пытавшихся замешаться в толпе и скрыться. Одним словом, всем, чем могли, истинные немецкие патриоты стремились помочь нашим воинам.

Скоро мы очутились в огромном саду, разбитом на большие и маленькие квадраты и расчерченном прямыми линиями желтых аллей и дорожек. Здесь цвели цветы и воздух был полон пряным запахом свежих и чуть затхлым уже лежалых разбросанных на могилах букетов.

Неподалеку шел бой, а здесь казалась удивительной тишина и аллеи, где под слабым ветром шелестели курчавые и круглоголовые каштаны и чуть раскачивались высокие строгие сосны. Мы шли, как и прежде, молча, минуя один за другим нарядные газоны и ряды аккуратно подстриженных и, казалось, приклеенных к земле кустов сирени.

Наш провожатый время от времени останавливался и, прижимая руку к сердцу, переводил дыхание. Он был, по-видимому, серьезно болен, и об этом говорили его глаза, горящие неровным и возбужденным блеском, и бледность натянутой на скулах кожи.

- Плохо с сердцем! - наконец признался он и ткнул длинным и худым пальцем в коричневую вязаную свою жилетку, которая виднелась из-под потертого и широкого в плечах пиджака. - Испортили сердце, - повторил он, почему-то улыбнувшись, и тут же покачал головой. - Наци испортили сердце!

- Может быть, вернемся? - предложил я.

- Нет, нет, - тотчас ответил наш провожатый и зашагал вперед.

Мы пересекли кладбище с юга на север, пока не натолкнулись на русских автоматчиков, и повернули на запад. Здесь так же пересекались аллеи, и мы долго бродили среди памятников, надгробий и резных чугунных оград, повитых цветами и зеленью. В дальних углах кладбища, где искали мы могилу Карла Либкнехта, стояло меньше мраморных обелисков, украшенных барельефами, и все чаще попадались простые могилки с единственным четырехгранным камнем у изголовья.

- Они должны быть в этом районе. Их похоронили вместе, Карла и Розу. Тут стоял им памятник, - говорил наш спутник, и мы переходили вслед за ним от одного зеленого квадрата к другому.

Минутами казалось, что наш провожатый заблудился. За восемь лет, что он просидел в тюрьме, многое изменилось даже здесь, на кладбище. Наверное, он и сам думал об этом с тревогой. Казалось, худое лицо его еще больше обострилось, и он что-то бормотал про себя, время от времени произнося вслух отрывочные фразы.

Уже начинало смеркаться. Дымное небо, быстро меняя тона, становилось все чернее. Как обычно, в Берлине при наступлении темноты усилилась артиллерийская канонада. Даже здесь, на кладбище, все чаще попадались нам спешащие в город наши бойцы, проезжали повозки и пронеслась по аллеям юркая и чадящая гарью танкетка.

Мы уже начали терять надежду разыскать могилу Либкнехта, когда наш провожатый внезапно скрылся из глаз в гуще кустов. Вскоре раздался его радостный крик. Решив, что он наконец-то нашел могилу, мы поспешили на голос. И что же увидели? За кустом сирени стоял наш провожатый и рядом с ним высокий немец в рабочем комбинезоне. Оба они внимательно разглядывали небольшой гранитный камень у изголовья какой-то могилы.

- Вот это место, - сказал мне наш провожатый, наклоняясь к могиле, здесь они были похоронены. Карл Либкнехт и Роза Люксембург. И другие коммунисты. Но наци вытащили их из земли и зарыли других людей. Я не знал этого, вот Говорит товарищ.

Он показал рукой на высокого немца в комбинезоне.

- Мы не виделись восемь лет, - добавил наш провожатый после долгой паузы. - Восемь лет сидели в разных тюрьмах. И вот мой друг тоже пришел сюда разыскать могилу Либкнехта.

Мы осмотрелись вокруг. Это был отдаленный уголок кладбища. Здесь хоронили самых бедных. Долгие годы на этом маленьком зеленом поле покоились рядом берлинские рабочие.

Теперь же на том месте, где был похоронен основатель Германской коммунистической партии, стоял каменный столбик с надписью: "Луизе Ганзен от любящих папы и мамы".

Я написал неизвестно зачем в свой блокнот имя какой-то Луизы Ганзен, и мы тронулись всей группой в обратный путь. Уже смеркалось. Наш проводник и его товарищ ушли вперед, показывая дорогу.

Так неожиданно встретились на кладбище двое антифашистов, двое наших товарищей, никогда не перестававшие бороться за свободу своего народа.

Они шли обнявшись, и эта сценка у бывшей могилы Либкнехта лучше всяких слов говорила о силе пролетарского интернационализма, о силе идей, побеждающих любые страдания и самое смерть, любую фашистскую отраву человеконенавистничества.

Я невольно вспомнил тогда о приближающемся Первомае, который мы будем встречать вместе с немецкими товарищами в Берлине. Поистине особое, неповторимое счастье выпало нам - праздновать Первомай и победу здесь, на улицах столицы Германии.