Берлинские похороны

— Вы мне мелочь отдали? — спросил он.

— Да, — сказал я, — четыре полукроны.

Хэллам открыл бумажник и пересчитал свои бумажные деньги.

— Министерство внутренних дел не выдаст документы, пока кто-нибудь из наших людей не увидит живого или мертвого Семицу собственными глазами в Западном Берлине. — Я смотрел на красные прожилки его слезящихся глаз. Он качал головой, подтверждая отказ, рот его снова открылся, чтобы продолжить: — Вы понимаете, почему...

Я вытянул руку и кончиками пальцев осторожно закрыл Хэлламу рот.

— Вам не надо видеть Семицу мертвым, — сказал я. — Что хорошего в мертвечине, Хэллам? Это неприятное зрелище.

Лицо Хэллама моментально побагровело. Я подошел к бару, купил два коньяка и поставил рюмку перед Хэлламом. Он сидел по-прежнему багровый.

— Вы просто приготовьте документы, душа моя, — сказал я. — А я справлюсь.

Хэллам проглотил коньяк, и глаза его увлажнились больше, чем обычно, когда он, соглашаясь, кивнул.

Глава 12

Каждая фигура атакует по-своему, и только пешка может побить на проходе. В свою очередь, только ее можно побить таким образом.

Лондон, четверг, 10 октября

Оставив Хэллама, я двинулся в северном направлении. «Сэддл-Рум» ходил ходуном, рыжеволосая девица с начесом грациозно извивалась на столе, возвышаясь сантиметров на тридцать над остальными. Время от времени она сшибала на пол стаканы. Это, похоже, никого не интересовало. Я подошел к лестнице и заглянул в дым и шум. Две девушки в белых, плотно облегающих свитерах извивались, стоя спиной друг к другу. Я выпил пару двойных порций виски, наблюдая за танцующими и стараясь забыть дрянную шутку, которую я сыграл с Хэлламом.

На улице по-прежнему лил дождь. Швейцар бросился помогать мне ловить такси. Я остановил машину, дал швейцару флорин и сел на заднее сиденье.

— Я первой заметила ее.

— Простите? — сказал я.

— Я первой заметила ее, — сказала девушка с начесом. Она произносила слова медленно и отчетливо. Это была высокая, светлокожая, порывистая в движениях женщина, одета она была с искусной простотой. У нее был достаточно широкий рот с пухлыми губами и глаза раненой лани. Теперь она склонила лицо и недовольно повторила, что раньше меня увидела такси.

— Я еду в район Челси, — сказала она, открывая дверь.

Я огляделся. Непогода разогнала машины с улиц.

— Ладно, — сказал я, — садитесь. Отвезем сначала вас.

Машина попала в затор, и моя новая знакомая со вздохом откинула голову на кожаное сиденье.

— Хотите сигарету? — спросила она и ловко щелкнула по пачке «Кэмела» — сигарета наполовину выскочила из пачки, мне так никогда в жизни и не удалось овладеть этим искусством. Я взял сигарету и вытащил из кармана спичку без коробки. Потом запустил ноготь большого пальца в волосы и зажег спичку. На нее это произвело впечатление, она наблюдала, как я прикуриваю сигарету. Я и вида не подал, что мне больно — под ногтем большого пальца у меня осталась пара миллиграммов воспламенившегося фосфора.

— Вы занимаетесь рекламой? — спросила она.

У нее был мягкий американский акцент.

— Да, — сказал я. — Служу бухгалтером у Дж. Уолтера Томсона.

— Вы не похожи ни на одного из людей Томсона, с которыми я знакома.

— Это верно, — сказал я. — Я среди них белая ворона. — Она улыбнулась из вежливости.

— Где в Челси? — спросил водитель.

Она ответила ему.

— На вечеринку опаздываю, — сказала она мне.

— Вот, значит, почему у вас бутылка «Гиннеса»[11] в кармане? — спросил я.

Она похлопала себя по карману, чтобы убедиться, что бутылка на месте.

— Не угадали, — сказала она с улыбкой. — Это чтобы волосы мыть.

— В «Гиннесе»? — удивился я.

— Если вы хотите добиться... — начала она, проводя рукой по волосам.

— Хочу, — прервал я ее. — Очень хочу.

— Меня зовут Саманта Стил, — сказала она учтиво. — Друзья зовут меня Сам.

Глава 13

Римская ловушка — так называется фигура, которую жертвуют, чтобы спасти трудную позицию.

Лондон, пятница, 11 октября

Шарлотт-стрит находилась к северу от Оксфорд-стрит, и к этому все привыкли. Поздним утром работники кафе на этой улице составляли меню, процеживали вчерашний жир, вытирали от пыли пластмассовые цветы, официанты черным карандашом подводили усы.