После поражения от Джо Луиса Макс растерял все свое влияние во властных кругах. Поэтому его попытки по официальным каналам разузнать, где находится наш отец, результата не дали. В большинстве случаев представители власти просто отказывались с ним разговаривать, чего невозможно было представить еще несколько месяцев назад, когда Макс был одним из самых прославленных людей в Германии. Когда он пытался добиться хоть какой-то помощи от равнодушных чиновников, в его голосе то и дело слышались бессилие и отчаяние.
– То есть теперь вы говорите, что я должен письменно обратиться к заведующему? Но до сих пор я был уверен, что вы и есть заведующий. Это какой-то сумасшедший дом! Да вы знаете, кто я такой? – Пауза. – Да, я прошу прощения за то, что повысил голос, но не могли бы вы… – Пауза. – Хорошо. Я напишу заведующему.
В том, что Макс больше не был народным кумиром, имелась и положительная сторона. Теперь, когда люди перестали таращиться на него, он мог заниматься своими делами, не привлекая к себе лишнего внимания. Это было во многом заслугой лично рейхсминистра Геббельса – он распорядился не упоминать Макса в спортивной прессе, чтобы лишний раз не напоминать германской нации о его унизительном поражении.
Тем не менее Макс по-прежнему был богат. Потратив несколько дней на безрезультатные расспросы, он подкупил государственного чиновника, и тот за взятку разузнал, что моего отца обвинили в каком-то политическом преступлении и поместили в тюрьму гестапо. Посетителей туда не пускали, а узников, по слухам, пытали – по ночам из нее якобы доносились крики. Тот же чиновник посоветовал Максу с мамой не задавать слишком много вопросов про отца, чтобы не попасть в сообщники по приписываемому ему преступлению.
Мы с Хильди старались как можно реже попадаться на глаза Максу, который поселил всех нас у себя в отеле «Эксельсиор». Раньше общим у нас с Максом были занятия спортом, а теперь – тяжкий груз неведения о судьбе моего отца; поэтому в его присутствии я чувствовал себя странно и неловко.
Через неделю мама позвала меня и Хильди к себе в комнату и за плотно закрытой дверью рассказала о последних бесплодных попытках найти отца. Когда она закончила, я спросил:
– Ну и что дальше?
– Макс и дальше будет помогать мне разыскивать Зигмунда. Он сказал, что я могу оставаться здесь, сколько понадобится.
– Ты хотела сказать, мы можем оставаться? – уточнила Хильди.
– Нет. – Мама покачала головой. – Вы с братом едете в Америку.
– В Америку? – О планах бегства из страны она слышала впервые.
– Вы там какое-то время поживете у папиных двоюродных братьев.
Мысль, что наконец-то сбудется моя мечта побывать в Америке, в первый момент привела меня в восторг. Но страх оставить отца и маму на произвол судьбы оказался сильнее восторга. Как бы сильно ни манила меня Америка, бросить родителей одних я не мог.
– Без вас с папой я никуда не поеду, – заявил я.
– Я тоже, – поддержала меня Хильди.
– Отъезд уже спланирован.
– Так перепланируй его, – сказал я. – Я должен остаться и искать папу. Хильди пусть уезжает.
– Как это? – воскликнула Хильди. – Без вас я не хочу никуда ехать.
– Прошу вас, не упрямьтесь.
– Я уже взрослый. На меня можно положиться.
– Поэтому ты и должен ехать с сестрой. Мне было бы неспокойно отправлять ее одну.
– А что папа?
– Он хочет, чтобы вы оба уехали. Я в этом не сомневаюсь.
– Но…
– Карл, никаких «но». Разработать план было невероятно трудно, и изменить его невозможно. Ты, Хильди, поживешь у папиного двоюродного брата Гиллеля и его жены Иды. Они живут в городе Ньюарк в штате Нью-Джерси, и у них есть сын, которому примерно столько же лет, сколько тебе. Если не ошибаюсь, его зовут Гарри. А ты, Карл, поедешь к Лео и Саре во Флориду.
– Во Флориду?
– Да. В город Тампа.
– А почему мы будем жить не вместе? – спросила Хильди.
Я хотел задать маме тот же самый вопрос. Даже мне, взрослому, было грустно и тревожно от того, что в Новом Свете нам с Хильди придется разлучиться.
– Никто из папиных родственников не может поселить у себя сразу обоих. Счастье еще, что они вообще согласились вас приютить. Да и к тому же это ненадолго.
– На сколько? – спросила моя сестра.
– Не знаю, Хильди, – со вздохом ответила мама.
– А как же ты? – спросил я.
– Я приеду к вам, как только ваш отец окажется на свободе.
– Не хочу жить в Америке, – захныкала Хильди. – Хочу с тобой.
– Нельзя. Ваш отъезд тщательно спланирован.
– Но мы же не могли себе позволить…
– Макс великодушно одолжил нам денег и достал билеты.
Наш теплоход, по случайному совпадению называвшийся «Америка», отплывал из Гамбурга уже на следующий день. Все произошло так стремительно, что я не успел ни с кем не попрощаться. В Берлине оставались два дорогих мне человека – Неблих и Графиня. Я послал им на прощание по записке, а Неблиху – еще и первый комикс о приключениях Полукровки. Мне хотелось думать, что позже я сумею списаться с ними обоими из Тампы.
Макс и мама поехали проводить нас до Гамбурга. Мама всю дорогу не отрывала тревожного взгляда от двери купе. Даже кондуктор, который пришел забрать наши билеты, не на шутку ее перепугал.