Берлинский дневник (1940-1945)

Константин Баварский разбудил меня в семь, а потом ушел исповедоваться и причаститься. После торопливого завтрака мы помчались обратно наверх надеть шляпки. Мы были в коротких платьях, я — в своем зеленом, с прелестной шляпкой. Мужчины были в белых галстуках или в форме, со всеми своими орденами и лентами. Ровно в 10 утра мы двинулись в путь, опять парами, я под руку с Диди Толстым. Медленно и торжественно процессия, — впереди гости, позади новобрачные и ближайшие родственники, — проследовала сначала по территории замка, через многочисленные дворы, затем вниз по широкому наклонному спуску, через городок к церкви. На улицах выстроилась, должно быть, вся округа: всем хотелось посмотреть. Полно было и фотографов с кинохроникерами. Церемония продолжалась почти два часа, из-за нескончаемой речи епископа, посвященной главным образом восхвалению христианских добродетелей прошлых поколений обоих семейств. Была зачитана телеграмма от папы Пия XII, после чего началась очень красивая торжественная месса с прекрасным пением и токкатой Баха. Когда она закончилась, мы отправились обратно в замок, на этот раз в противоположном порядке: новобрачные и родные впереди, гости позади — и тут всерьез принялись за работу фотографы и кинооператоры. Я вышла из процессии и тоже сделала несколько снимков.

Когда мы прибыли обратно в замок, то увидели, что главная приемная полна народу, пришедшего поздравить новобрачных, причем каждая комната была отведена той или иной группе в зависимости от статуса, т. е. местные официальные лица — в одной комнате, персонал — в другой, посторонние гости в третьей, мы, проживающие в замке, — в четвертой. Завтрак — настоящий банкет — давался в так называемой Португальской комнате (получившей свое название за великолепные гобелены). Меню было изумительное: крабовый коктейль, волованы с икрой, вина совершенно сказочные. Я сидела между Франци Зеефридом (кузеном Константина) и румынским посланником Босси, причем последний был в полной дипломатической форме с золотым галуном, а под стулом у него красовалась шляпа с перьями. Отец невесты выступил с речью; в ответ взял слово отец Константина, принц Адальберт Баварский (у него чудесный голос, и он очень просто держится), а затем встал старший сын хозяина дома, которому восемнадцать лет, и сказал: «Хотя ты больше не одна из нас, мы, молодые, всегда будем с тобой (подразумевая свою сестру)!» — после чего он стал зачитывать телеграммы, которых пришли десятки. Потом началось подписание индивидуальных меню; мое испещрено такими именами, как «Бобби», «Фрици», «Саша», «Вилли», «Дядя Альберт» и т. п. и вдруг — написанное детским почерком огромное одинокое «Гогенцоллерн». Как потом оказалось, это был самый младший брат невесты, которому девять лет!

После обеда мы улизнули купаться. Ужин опять давался за маленькими столиками, но на сей раз в коротких платьях и без новобрачных, которые к тому времени уже уехали в краткое свадебное путешествие на Вертерзее. Я ушла к себе очень рано, так как страшно устала.

Не успела я лечь в постель, как в дверь постучали и явились так называемый «наследный принц Саксонский» и второй сын хозяина дома. Они забрались в кресла и попросили разрешения посидеть поболтать: «Sogemutlich]».[87] Первый, шестнадцатилетний Мария-Эммануил, попросил меня найти ему невесту, поскольку он считает, что его династические обязательства (хотя саксонская династия была низвергнута в 1918 году!) настоятельно требуют от него завести семью заблаговременно. Я высказала мнение, что большинство его потенциальных невест, должно быть, пока еще лепят пирожки из песка; он с грустью согласился, и вскоре они ушли восвояси.

Берлин. Вторник, 1 сентября.

Так как к этому времени большинство из гостивших в доме уже уехало, мы обедали за одним длинным столом. Я сидела рядом с Луи-Фердинандом Прусским, который очень хорошо расположен ко всему русскому и мило говорил о нашей стране. Он живой и умен. Накануне я долго беседовала с его женой Кирой; ее отец, великий князь Кирилл Владимирович, его братья и сестра выросли вместе с нашим Папa.

После чая был еще один раунд фотографирования, после чего хозяева дома проводили нас до станции, где Диди Толстой, Джорджи Мекленбург, Франци Зеефрид и я сели на ночной поезд до Берлина.

Поскольку эта свадьба, возможно, последнее событие такого рода до конца войны (а Бог весть, как Европа будет выглядеть после этого!), я берегу программу. Она гласит: