Берлинский дневник (Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента)

Никто не ожидал англичан столь рано, и тысячи людей были застигнуты в метро, в городских электричках, автобусах и трамваях. Они в спешке бросились в ближайшие общественные укрытия и провели там большую часть ночи. Первый результат вчерашнего налета англичан (теоретически они могли прилететь в десять вечера, через два часа после наступления темноты) - это то, что сегодня все театры объявили о новом времени начала спектаклей - в шесть вечера, вместо семи тридцати или восьми. А министерство образования разослало в начальные школы рекомендацию отменять занятия на следующее утро после налетов, продолжавшихся после полуночи, чтобы дети могли выспаться.

Меня злит, что я не могу упоминать в своей передаче о происходящем в этот момент налете. Прошлой ночью во время моего эфира зенитные орудия, защищающие Дом радио, устроили такой грохот, что я не слышал собственного голоса. Переносной микрофон, которым мы теперь вынуждены пользоваться по ночам, ограждает слушателей в Америке от этого аккомпанемента моим словам, это жаль. Я заметил также прошлой ночью, что перед началом моего эфира власти запустили в эфир громкую оркестровую музыку. Это было сделано для того, 4fb6bi заглушить залпы орудий.

Вот как "B.Z. am Mittag" начинает свой отчет о прошедшей бомбардировке: "Величайший в истории поджигатель войны Уинстон Черчилль прошлой ночью снова направил своих убийц на Берлин..."

Как только в час ночи я закончил свою передачу, дежурившие нацисты загнали меня в подвал. Я пытался читать прекрасную книгу Карла Кроу "Четыреста миллионов клиентов", но освещение было слабое. Мне стало ужасно скучно. Наконец, лорд Хау-Хау и его жена предложили смыться. Мы проскользнули мимо охранников и нашли редко посещаемый подземный тоннель, где начали распивать литровую бутылку шнапса, которую принесла с собой "леди" Хау-Хау. Пьет Хау-Хау не хуже, чем любой другой, и, если преодолеть изначальную неприязнь к нему как к предателю, он может показаться забавным и даже умным малым. Когда бутылка опустошилась, мы ощутили себя слишком свободными, чтобы возвращаться в убежище. Хау-Хау обнаружил потайную лестницу, мы поднялись в его кабинет, раздвинули шторы и стали наблюдать фейерверк. В южной части города грохотали орудия и освещали все небо.

Сидя в темноте кабинета, я долго беседовал с этим человеком. Хау-Хау, чье настоящее имя Уильям Джойс, но в Германии его зовут Фрёлих, что значит "веселый", свое предательство отрицает. Он утверждает, что просто отказался от британского гражданства и стал гражданином Германии, что он такой же "предатель", как и тысячи англичан и американцев, поменявших свое гражданство, чтобы стать товарищами в Советском Союзе, или как те немцы, которые отказались от своего гражданства после 1848 года и бежали в США. В отличие от него меня этим не убедишь. Он постоянно говорит "мы", "нам", и я спросил, какой народ он имеет в виду.

"Конечно же нас, немцев", - огрызнулся он.

Он человек плотного телосложения, ростом примерно пять футов девять дюймов, с ирландским огоньком в глазах и лицом в шрамах, не от драк в германском университете, а от фашистских побоищ на мостовых английских городов. Он отлично говорит по-немецки. Я бы сказал, что у него есть два комплекса, которые довели его до нынешней дурной славы. Он чудовищно ненавидит евреев и точно так же - капиталистов. Эти два вида ненависти и стали главной движущей силой в его сознательной жизни. Если бы не истерия по поводу евреев, он запросто мог бы стать преуспевающим коммунистическим агитатором. Как ни странно, он считает нацизм пролетарским движением, которое освободит мир от оков "плутократов-капиталистов". Он видит себя, в первую очередь, освободителем рабочего класса.

(Коллега Хау-Хау Джек Тревор, английский актер, который ведет антибританские программы для д-ра Геббельса, пролетариатом не интересуется. Единственная сжигающая его страсть - это ненависть к евреям. Прошлой зимой обычным делом было видеть его стоящим в сильную метель на снегу и бессвязно толкующим часовому перед входом в студию, что необходимо повсеместно истребить евреев. Часовой, который наверняка не испытывал особой любви к евреям, а думал только о том, сколько ему еще в эту мерзкую зимнюю ночь стоять на посту, притоптывал коченеющими ногами и, отворачиваясь от резкого ветра, бормотал "Ja. Ja. Ja. Ja", наверное удивляясь при этом, что за чудаки эти англичане).

История Хау-Хау, которая сложилась из наших с ним бесед и его брошюрки "Сумерки над Англией", только что вышедшей в Берлине (он вручил ее мне, после того как я презентовал ему провезенную контрабандой английскую книжку "Жизнь и смерть лорда Хау-Хау"), такова.