Берлинский дневник (Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента)

Кажется, испанское правительство одерживает верх. Оно подавило мятеж в Мадриде и Барселоне, в двух самых больших городах Испании. Но дело гораздо серьезнее, чем казалось неделю назад. Фашисты выступают против испанского правительства, и их партийные круги начинают вести переговоры об оказании помощи мятежникам. Трагическая страна! И как раз в тот момент, когда, казалось, есть надежда на республику. А здесь все интересы сосредоточились на Олимпийских играх, которые открываются на следующей неделе. Нацисты из кожи вон лезут, чтобы произвести благоприятное впечатление на иностранных гостей. Они построили потрясающий спортивный комплекс со стадионом на сто тысяч мест, плавательный бассейн на десять тысяч зрителей и так далее. Здесь находится Галлико, и был приятный обед с ним и Элеонорой Холм Джерретт, феноменальной американской пловчихой, очень красивой, которую, кажется, выгоняют из команды за излишнее пристрастие к шампанскому на борту парохода по дороге сюда.

Берлин 16 августа

Сегодня Олимпийские игры наконец закончились. Я просто помешался на атлетических дорожках и площадках, плавании, гребле и баскетболе, но для нас эти игры головная боль. Гитлер, Геринг и прочие прибыли днем на церемонию закрытия, которая продолжалась дотемна. Нам с Гассом пришлось проявить ловкость, чтобы провести контрабандой супругу Уильяма Рэндолфа Херста, ее подругу и Адольфа Менжу с женой, которые приехали только прошлой ночью, когда все билеты уже были распроданы. Менжу мы в потасовке потеряли, но через несколько минут он появился. Нам пришлось запихнуть их в уже набитую кабину для прессы, но потом удалось уговорить эсэсовских охранников разрешить им сесть на места, зарезервированные для дипломатов. Оттуда они прекрасно могли видеть Гитлера. Потом их, кажется, трясло от всего перенесенного.

Боюсь, что нацисты преуспели в своих пропагандистских трюках. Во-первых, они провели игры с невиданным до той поры размахом, и это впечатлило спортсменов. Во-вторых, они показали весьма приятный фасад для широкого зрителя и особенно для бизнесменов. Года два назад нас с Ральфом Барнесом попросили встретить кого-то из американцев. Они прямо сказали, что были приятно удивлены нацистской "организованностью". Рассказывали, как беседовали с Герингом и что он заявил им, будто мы, американские журналисты, несправедливы к нацистам.

"Он не говорил вам о закрытии нацистами, скажем, церквей?" - спросил я.

"Говорил, - ответил один из них, - и заверил нас, что неправда то, что пишут "ваши парни" о преследовании в Германии религии".

После чего мы с Ральфом чуть не взорвались от возмущения. Но не думаю, что мы их убедили.

Берлин, 25 августа

Теперь пресса совершенно открыто нападает на испанское правительство. И я узнал из независимого источника, что первые немецкие самолеты переданы в распоряжение мятежников. Тот же источник говорит, что итальянцы тоже делают ставку на самолеты. Мне кажется, если бы французы проявили немного здравого смысла, то смогли бы направить туда несколько частей, под видом добровольцев, и немного оружия и подавили бы мятеж в Мадриде. Но кажется, Блюм, хотя он и социалист, проводит политику невмешательства, страшась ответных действий Германии и Италии.

Берлин, 4 сентября

Отправляюсь в Нюрнберг освещать партийный съезд, который начинается на следующей неделе. После олимпийских толп не знаю, как его переживу.

Берлин, сентябрь (без даты)

Завтракал с Томом Вулфом. Марта Додд предложила нам встретиться, так как я часто выражал симпатию к его работе. Мы нашли тихий уголок у Хабеля. Громадный физически, бурлящий энергией, он продемонстрировал аппетит Гар-гантюа, заказав второй раз горячее блюдо из мяса и овощей и более чем достаточно (по крайней мере, для меня) бутылок пфальцского вина. Я в него сразу же влюбился, и у нас был долгий хороший разговор - об американской литературе и о том, почему в пору расцвета своих жизненных сил большинство американских писателей (Льюис, Драйзер, Андерсон, например) либо перестали писать, либо пишут что-то более слабое по сравнению с их лучшими книгами. И это в то время, когда европейцы создают свои величайшие романы и пьесы. Я не раз размышлял на эту тему и однажды обсуждал ее с Льюисом в Вене. Вулф в какой-то степени осознает, что политика его не интересует так, как интересует большинство писателей и как должна интересовать (в этом мы с ним согласны) всех в такое время. Он признал этот недостаток, но сказал, что находится в процессе учения. "Я поддерживаю переизбрание Рузвельта", сказал он. Любопытная вещь: Вулф великолепно переводит на немецкий, и я считаю, что роман "Взгляни на дом свой, Ангел" имел здесь большой успех. Мы расстались, договорившись встретиться в Нью-Йорке. Он очень искренний человек и подает больше надежд (если сможет раскрыться), чем кто-либо из молодых романистов.