Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента

Каждый день через Берлин в западном направлении потоком идут воинские эшелоны. Много мужчин в последние несколько дней призвано на действительную воинскую службу. Все уполномоченные по гражданской обороне были предупреждены о готовности к выполнению своих обязанностей после 15 марта. Ходят слухи, — здесь никогда ничего не знаешь точно, — о большой концентрации войск рядом с Голландией. Судя по тому, что я видел в Нидерландах, голландцы будут для немцев легкой добычей. У них ничтожная армия. Их знаменитая оборонительная береговая линия едва ли чего стоит. Швейцарию сломить труднее, и я сомневаюсь, что немцы пойдут на это.

Уэллес принял нас в посольстве после ланча. Неразговорчивый парень, признался, что ничего не может сказать, Из того немногого, что он все-таки сообщил, я сделал вывод, что он заинтересован во встрече с Герингом. Не думает ли он, в конце концов, что Геринг может возглавить консервативное правительство?

Берлин, 3 марта

Уэллес так и уехал сегодня вечером с печатью на устах. В отличие от людей на Вильгельмштрассе. Они выдали нам, американским корреспондентам, материал на первую полосу, сообщив, что Гитлер прямо заявил Уэллесу:

1. Что нет шансов на немедленный, заключенный в результате переговоров мир. Война должна продолжаться до победного конца. Германия убеждена, что выиграет ее.

2. Что у Германии должны быть развязаны руки в отношении того, что она считает своим жизненным пространством в Восточной Европе. Она никогда не согласится на воссоздание Чехословакии, Польши и Австрии.

3. Условием любого мира должно быть прекращение британского господства на море, включая не только разоружение ее военно-морского флота, но и ликвидацию ее военно-морских баз в Гибралтаре, на Мальте и в Сингапуре.

Сомневаюсь, что это хвастовство произвело впечатление на Уэллеса, который показался мне достаточно циничным. В любом случае, немцы не сделали, как ожидали некоторые, звучащего красиво, но бессмысленного мирного предложения. Мои источники сообщают, что Гитлер чувствует себя в эти дни уверенно и считает, что сможет выиграть полностью и быстро.

Трогательно, до чего же наивно немцы надеялись на то, что визит Уэллеса проложит путь к миру. Сегодня несколько немцев заходили, чтобы узнать, не «удалось ли что-нибудь Уэллесу».

Берлин, 4 марта

Прошлой ночью я передавал по просьбе начальства сюжет о том, как обычно происходит отсюда вещание в военное время. До того не переставал размышлять на эту тему. Несколько выдержек на память. Ежедневный выход в эфир в восемнадцать сорок пять по нью-йоркскому времени означает, что мы начинаем вещание без четверти час следующего утра. Если я достану бензин, то могу добраться до студии за двенадцать минут. На самом деле я десять минут иду пешком по совершенно темной Вильгельмштрассе до станции подземки. Редко мне удается не наткнуться на фонарный столб, или пожарный гидрант, или выступающую на тротуар лестницу, или не свалиться в сугроб. Благополучно добравшись до подземки, еду полчаса до Дома радио. Пройдя полпути поверху, поезд ныряет на пятнадцать минут в темноту. Карманы мои набиты пропусками. Если не найду красный, то, придя на станцию, должен оставаться в вестибюле и заполнять бумагу, чтобы получить разрешение войти. Добравшись наконец, иду в офис и пишу текст. Я слышу, как двумя офисами ниже лорд Хау-Хау смачно ругается со своей машинисткой или орет гнусавым голосом что-то по поводу «этого плутократа Чемберлена». За полчаса до эфира я должен передать свой текст в руки цензоров. Далее следует получасовая борьба с ними. Если они оставят достаточно текста, чтобы было что передавать (обычно они так и делают), я должен добраться до студии и микрофона. Для этого надо мчаться по извилистым коридорам Дома радио, потом долго спускаться по лестнице, выйти в темноте на пустынную стоянку, в центре которой есть скрытые ступеньки, стоянка устроена террасами, — при этом надо быть очень осторожным, чтобы не наткнуться на возникающие на моем пути навесы или не угодить в сугроб. Пробираясь через автостоянку, я должен пройти по крайней мере трех эсэсовских охранников в стальных касках, разглядеть которых в темноте невозможно, но я знаю, что они вооружены короткими автоматами и имеют приказ стрелять в любого, кто не отзовется на их оклик. Они должны проверить мой пропуск. Нащупываю его окоченевшими пальцами, и если мне везет и удается его найти, то прихожу в студию вовремя и не слишком запыхавшись, хотя и не всегда в лучшем настроении. Если меня задерживают цензоры или часовые, я опаздываю, прибегаю запаленно дыша, раздраженный и недовольный. Наверное, слушатели недоумевают, почему мы так часто и тяжело дышим во время эфира…

Берлин, 8 марта

Дипломатические круги взбудоражены слухами о тайных мирных переговорах в Стокгольме по прекращению русско-финской войны. Сегодняшний указ обязывает всех лиц и все фирмы, имеющих старые изделия из металла или железный металлолом, сдать их государству. Нехватка металла может стоить Германии поражения в войне.