Берлинский фокус

Опытный фокусник достоин звания профессора психологии. Он знает, когда играть на алчности, а когда на сексе. По наклону головы, положению плеч, взгляду он моментально вычислит лжеца. Он с легкостью найдет и простака, и афериста. Он гений наперстков и карточных игр, он вызывает духов и загоняет джиннов в бутылки, его кости всегда выбрасывают шестерки. Он может заговорить стол, раствориться в воздухе, повесить себя за шею, и ему все будет мало. Он распилит девушку надвое, склеит ее и пронзит ножами, и если капля крови упадет на сцену, он превратит ее в белоснежного голубя. Хорошему фокуснику нипочем гравитация, законы природы и сама смерть – пока он на сцене.

Я давно простился с надеждой стать лучшим в мире фокусником, но тогда, в Берлине, вляпавшись в неприятности, вдруг захотел все изменить. Может, я втайне желал впечатлить Сильви и Уллу, может, торопился оставить след, прежде чем кончу как Билл, может, просто из злости, что меня втянули в чужую историю. Как бы там ни было, суета вокруг меня подхлестнула амбиции, и я твердо решил покорить город.

Сильви быстро училась. Днем мы репетировали, а вечером я выходил на сцену после клоунов и приглашал ее исполнить роль застенчивого добровольца.

Поначалу все шло как обычно. Сильви поднялась на сцену в очередном платье с блошиного рынка, мило щурясь от света прожекторов. Белье она не надела, предоставив публике возможность лицезреть каждую линию ее тела в ярких огнях софитов.

Я учтиво приветствовал ее и попросил какое-нибудь украшение для моего фокуса. Сильви неуверенно покачала головой, пряча за спину руки, и нехотя позволила мне взять ее запястье и продемонстрировать публике кольцо со стеклянным камнем, блестевшим нахальнее любого бриллианта.

Сильви оказалась гениальной актрисой. Когда она, чуть не плача, сказала, что кольцо единственная память о бабушке, я решил, что она перебарщивает, но казалось, публика сейчас разрыдается вместе с ней. Наверное, берлинцы с их историей потерь и расставаний особенно сентиментальны.

Я снял кольцо с ее пальца, поднес ко рту, попросил загадать желание и дунуть. Сильви закрыла глаза и вытянула губы, как пятилетний ребенок, задувающий свечи на пироге. Ее дыхание прошло сквозь кольцо, и я тут же его спрятал. Сильви открыла глаза, я взял ее за плечи, повернул к залу и громко, чтобы слышал последний ряд и ни у кого не осталось на мой счет сомнений, попросил открыть рот и достать кольцо из-под языка.

Сильви удивленно распахнула глаза, сунула в рот пальцы и устроила хорошо отрепетированную истерику, рыдая и ругаясь по-немецки, и почти спихнула меня со сцены в приступе ярости. В тот первый вечер публика шумела в негодовании. Их наивность меня рассмешила, я с трудом сдержался и пафосно выдал, подняв руки:

– Я думаю, вы его проглотили.

По залу пронесся рокот. Сильви медленно повторила по-немецки:

– Вы думаете, я его проглотила?

Я повернулся к публике и зловеще улыбнулся:

– Не волнуйтесь, такое уже случалось, все будет хорошо.

На сцене замигали огни, оркестр перешел на жутковатые высокие ноты. Сильви попыталась сбежать, но я оказался проворнее. Я схватил ее за талию и бросил на стол, незаметно появившийся из-за кулис. Сильви кричала, я смеялся. Я грубо привязывал ее толстыми кожаными ремнями, она билась как актриса на рельсах в немом кино, а я, усатый негодяй, злорадствуя, потирал руки. Я набросил на нее салфетку и, надев операционный халат, со скрипом выкатил стол на середину сцены.

Сильви продолжала кричать, и я начал опасаться, что зрители побегут на сцену, но такими тихими я их еще не видел никогда. Они смотрели, не отрывая глаз, то ли с интересом, то ли с осуждением. Я вытащил из нагрудного кармана скальпель, поднял над головой, так что лезвие сверкнуло в зал улыбкой акулы, и с силой вонзил в солнечное сплетение Сильви.

Фальшивая кровь из зашитых в салфетку пакетов брызнула фонтаном на мой халат, лицо и волосы. Я сплюнул горечь и засмеялся как сумасшедший. Ответный смех прокатился по залу. Публика была наша.

Сильви неподвижно лежала на столе. Платье безнадежно испорчено, окровавленные волосы прилипли к голове. Она утерла лицо рукой и спросила по-немецки:

– Нашли?

Я покачал головой.

– Еще нет, но вы не волнуйтесь.

Я грубо сунул сначала одну, а затем и другую руку в кровавую кашу и погрузился по самые плечи, доставая из открытой раны латексные внутренности. Я вытащил печень и покачал головой, полюбовался на биение сердца, с улюлюканьем вывалил на сцену километр кишок, как бывалый матрос, вытягивающий якорную цепь. Зрители смеялись, уверенные, что я найду кольцо, и наслаждались зрелищем в стиле Гран-Гиньоль. Я вынул из хрупкого тела немыслимую кучу вещей: бутылку шампанского, восковую голову, велосипедное колесо. Каждая находка получала свою оценку и долю оваций. Наконец я нашел кольцо. Я поплевал на него, потер о халат и гордо поднял над головой. Осветитель направил прожектор на зеркальный шар. Блики света заплясали по сцене, разлетелись по залу, задрожали на лицах зрителей, будто сияние кольца озарило весь мир.