Берлинское кольцо

– Но почему вы говорите об обертке?.. Только об обертке?

Грустная улыбка не сошла с губ баронессы. Кажется, она стала более печальной и жалостливой.

– О чем же еще говорить, дорогой мой гауптштурмфюрер? О чем?

Всего лишь на день задержалась «шахиня» в Альби. Здесь ей предстояло получить разрешение от испанских властей на проезд границы. Собственно, разрешение уже было, но внезапная высадка англо-американских войск в Нормандии и начавшиеся военные действия на Западе повлекли за собой приостановку всех обычных процедур на границе. Потребовалось новое подтверждение из Мадрида и Лиссабона.

Была и другая причина задержки «шахини». Ей хотелось хоть что-нибудь узнать о таинственной птице, летавшей где-то здесь, на юге Франции. Из Вены она выпорхнула, выпорхнула вместе с полковником Ариповым. Штурмбаннфюрер Дитрих, которого Рут известила обо всем после конгресса в Индустриальном клубе, просил ее поискать «Аиста» в гарнизонах Нима и Альби. Сам Дитрих примчался в Вену для какой-то важной и срочной операции, навестил «шахиню» в гостинице поздно ночью – штурмбаннфюрер был очень взволнован и даже огорчен, таким Рут его прежде не видела, – и утром вернулся в Берлин. Прощаясь с «шахиней», он между прочим сказал: «Вы сделали очень нужное, но и очень страшное дело. Непоправимо страшное!» Она не поняла Дитриха. Неужели ее рассказ о гибели унтерштурмфюрера на Берлинском кольце, встрече с неизвестным туркестанцем в лесу, а потом в поезде и странном поведении Рудольфа Берга мог так расстроить Дитриха? На нем просто лица не было. Когда она обняла его и стала целовать, жалуясь на безответность своего чувства, штурмбаннфюрер снял с плеч ее руки и тяжело вздохнул: «Пришлось застрелить его, – сказал он. – Пришлось…» Рут не угадала кого – «Аиста», неизвестного туркестанца или Берга. Впрочем, о Берге она не подумала тогда. Берг был помощником Дитриха.

И вот Дитрих попросил ее поискать «Аиста» на юге. Попросил перед самым ее отъездом из Берлина. Тогда она поняла, что не «Аиста» застрелил штурмбаннфюрер. Священную птицу надо было еще отыскать. В Ниме она ничего не нашла. Полковник Арипов всячески отводил разговор от этой темы, отшучивался. Рут пустила в ход все свое лукавство и всю свою нежность и смогла узнать лишь, что из Нима птица улетела неделю назад. Еще она узнала, но уже без помощи Арипова, что гестапо ищет какого-то туркестанца. Усиленно ищет.

И вот один день в Альби. В горячем летнем Альби. Утро «шахиня» провела в отеле «Виган», днем наведалась в расположение легиона, надеясь встретить знакомых туркестанцев. Казармы почти пустовали. Легионеров бросили на ликвидацию партизанской группы, которая осмелилась подойти к самому городу и обстрелять железнодорожную станцию. Опечаленная неудачей, Рут вернулась в центр и стала прохаживаться по бульвару Лицея. Никакой цели она не преследовала и ни на какое изменение событий не надеялась. И вдруг на Новом мосту встретила человека со шрамом на левой щеке. Он спешил на ту сторону Тарна к бульвару Страсбурга. В другой момент и на другом месте Рут обязательно остановила бы старого знакомого и перебросилась бы парой слов или даже пригласила в кафе. Тем более, что человек этот всегда благоволил к ней и к ее мужу и постоянно подчеркивал свое восхищение высокими достоинствами «шахини». От желания остановить его Рут удержала внезапно родившаяся мысль – почему человек со шрамом здесь? И еще – почему он так взволнован? Он был непохож на себя – бледный, осунувшийся. Казалось, страшное несчастье пало на его голову и он бежал, сам не зная куда и зачем.

Рут пошла следом. Пошла, подталкиваемая еще не осознанным желанием узнать тайну. Тайны манили ее. Человек со шрамом привел «шахиню» почти на край города, на улицу Дембург, к железнодорожной станции. Здесь он вошел в калитку, пробитую в довольно высокой стене. У входа висела доска с надписью – полевой госпиталь.

Рут не хотели впускать, то есть пытались не впустить. Но не было такого места на свете, куда бы не проникла при желании «шахиня». Начальник госпиталя выслушал фрау и приказал проводить ее в палату для тяжелораненых – их привезли час назад.

Она узнала «Аиста». Узнала потому, что рядом с койкой стоял человек со шрамом. Прежде Рут никогда не видела этого туркестанца и даже не представляла его себе, и почему его назвали «Аистом», не поняла. Бедняга был без памяти. Когда она подошла к раненому, он тяжело стонал. Здесь, у койки, человек со шрамом заметил президентшу. Глаза его впились в лицо Рут, отыскивая объяснение ее появлению тут, в Альби, у постели раненого. Несколько секунд он изучал «шахиню», не нашел ответа, хотя о чем-то и догадался, и сухо, очень сухо поклонился.

– Вы хотите облегчить участь несчастного? – сказал он утверждающе, а не спрашивая. – Поздно. Он безнадежен…

Рут не ответила. Чуть склонилась над раненым, будто хотела лучше разглядеть его или утешить своим вниманием.

– Безнадежен, – повторил человек со шрамом. – Четыре пули в живот. От этого не поднимаются…

Она снова не ответила. Тогда человек со шрамом поклонился, теперь прощаясь, и вышел.