Берлиоз

Нескладная почтовая карета тащится, тащится, скрипит и временами опрокидывается на смерзшийся снег – чистый, бесконечный океан. Холодный ветер жестоко пронзает тело; и кажется, будто лицо царапает бритва. Потом он едет в санях; скорость растет, холод и страдания тоже. Четыре дня и четыре ночи! На какой же край света едет Гектор? Чем заслужил он подобную кару? Он страдает и клянет судьбу.

Терпение, Гектор! Вознаграждение, быть может, не за горами.

IV

Вот она, Россия, обширная, как мир, над которой никогда не заходит солнце, Россия удивительная и многоликая.

Мысли, образы, воспоминания из книг, прочитанных в далекие годы, сменяются в голове Гектора: соперничество разноцветных куполов… наивные, воспламеняющие иконы. Какая мозаика впечатлений!

Нашествие татар, когда Москва пылала, словно факел.

Иван Грозный, его войны и жестокость, истязаемые им жены и убитый ударом посоха сын…

Узурпатор Борис Годунов, погубивший царевича, чтобы надеть на себя корону.

Екатерина Вторая, ее деспотизм, необузданные страсти, ненасытная жажда приключений. И народ, стонущий под кнутом…

Бешеные танцы со сверкающими саблями.

Волга и бурлаки, чья скорбная, жалобная песнь раздается от зари до ночи.

Сибирь во льдах. Кругом сани, сани, сани… И все черты этого великого народа и его легендарного прошлого находят отражение в музыке, которая вобрала в тебя трепет предков, передававшийся из поколения в поколение.

«Но может ли славянская душа понять мое сердце – сердце француза из Дофине? – спрашивал себя Гектор. – Однако, подобно мне, эта странная и сложная душа любит звучания, открывающие неведомое… Россия – родина моих музыкальных ощущений».

V

Санкт-Петербург.

Музыкальные критики, авторы светских хроник представляли Гектора Берлиоза публике в пространных биографических очерках. Они описывали его славную и горестную карьеру, повествовали о злоключениях, что он познал в молодости, обсуждали его талант. «Это Виктор Гюго новой французской музыки», – возвещали они143.

15 марта большой зал Благородного собрания блистал тысячами огней. Бриллианты люстр, блеск позолоты. Министры, послы, увешанные орденами, генералы в роскошной форме, великие княгини и графини, сверкающие драгоценностями.

Внезапно камергер двора в тишине, выражающей страх и почитание власти, объявил:

– Ее величество императрица!

Тотчас вся публика в волнении склонилась перед императрицей, сопровождаемой великим князем – наследником престола и великим князем Константином.

Сердце Гектора исполнено гордостью: «Императрица, великие князья находятся здесь только ради меня!»

Гектор побеждает. Исступленный восторг, крики, от радости кружится голова; французского маэстро вызывали двенадцать раз.

И вот среди бури оваций императрица велит пригласить к себе в ложу композитора, вконец смущенного подобной честью. С лестной благосклонностью она поздравляет его и заявляет, что вся Франция может гордиться тем, что имеет среди своих сынов такого выдающегося музыканта.

Это высказывание всколыхнуло в Гекторе и радость и горькие чувства: тотчас после разговора он убежал в артистическую, где долго рыдал.

Результат – 18 тысяч франков. В своих «Мемуарах» Гектор рассказывал:

«Концерт обошелся в шесть тысяч, и мне осталось, таким образом, двенадцать тысяч франков чистой прибыли.

Я был спасен.

И я повернулся к юго-западу и, глядя в сторону Франции, не в силах сдержаться, прошептал:

– Так-то, дорогие парижане!»

Второй концерт. Гектор целиком отдается буйству звуков, в которых полыхают самые высокие страсти. И вновь бешеные овации; чистая прибыль – 12 тысяч франков, а сверх того подаренный императрицей необыкновенный перстень, в котором блестел крупный бриллиант, и присланная княгиней Лехтенберг булавка для галстука, сияющая драгоценными камнями.

Затем Москва. Выручка – 15 тысяч франков.

Возвращение в Санкт-Петербург. Новые победы и радость новой волнующей встречи.

Отметим, что его одинокое сердце, лишенное любви, искало другое сердце, которое заполнило бы эту пустоту, и он был покорен юной хористкой Большого театра, ясностью ее глаз цвета неба и экзотическим обаянием.

Однако в оправдание Гектора надо сказать, что это была чистая любовь, исполненная преклонения перед целомудрием, любовь, лишь сеющая волнение; то была привязанность, отмеченная отеческим чувством. Она, почти девочка, коверкала французские слова, забавно путая их с русскими. Широко открыв глаза и не веря своим ушам, она удивлялась тому, что торжествующий орел удостоил отметить вниманием скромного зяблика. И когда Гектор высказал ей свое сожаление по поводу скорого отъезда, она повторяла no-дочерни ласково:

– Я буду вам писать. Я буду вам писать.

Миг отъезда. Ночь. Почтовая карета проезжает мимо Большого театра. Гектор взволнован и растроган. В волнении он машет платком, не зная даже, может ли она разглядеть его прощальный жест в бархатной мгле уснувшей природы.

И композитор-ураган в память о ней набросал на чистой странице крылатые ноты.

10 мая.

Отъезд в Берлин.