Бермудский треугольник

Повернув с Бронной, где жил Мишин, на улицу Горького (к возвращенному названию «Тверская» он не привык), пошел вниз под световыми каскадами витрин, мимо Главного телеграфа к Манежной площади. На углу возле подъезда гостиницы «Националь», озаренного ярко-желтыми шарами фонарей, было в этот час многолюдно, оживленно, под уличными огнями лакированно сверкали, бесшумно подкатывали к тротуару машины, и похожие на бывших актеров швейцары, в старомодных ливреях, с достойной услужливостью открывали дверцы, скромно опускали опухшие веки, получая чаевые от проходивших к подъезду господ, до мертвенности щек выбритых, в вечерних костюмах, подчеркивающих стерильную белизну рубашек, и в воздухе веяло тут запахом сигарет, дорогим одеколоном. У подъезжающих были сосредоточенно-серьезные лица знающих себе цену людей, они иногда не без скучного интереса скользили взглядом по двум юным проституткам, облитым по мальчишеским бедрам подобием чрезмерно коротеньких юбочек, открывающих черные колготы, узкие сапожки. Третья, в синих джинсах, стояла спиной к фонарю и, подогнув ногу, каблучком туфли упиралась в столб, как это делают школьницы, и тихонько вытягивала из сумочки сигарету, собрав ребяческую морщинку на переносице.

«Сколько ей лет? Милая девочка… — подумал Андрей, видя, как ее накрашенные губы неумело охватили колечком сигарету. — Были бы деньги, пригласил бы ее к себе, только поговорить, узнать… Но что узнать и зачем? Все, пожалуй, ясно…»

Ясно было и то, что сегодняшний крикливый и раздерганный разговор оставил всех неудовлетворенными друг другом, а он готов был бы оказаться побежденным чьей-либо мудрой доказательной стороной, объяснившей, наконец, как жить и что делать в бессмыслице общего смирения.

— Андрюша! Голубь сизый! Ты ли это, бесы тебя почеши! Молодец! Сатана! Чертяка! Счастлив тебя видеть! Вот удача-то! — послышался позади радостный крик вместе со смехом, и кто-то дружески обнял его со спины.

Не очень настроенный к уличным встречам, Андрей обернулся и увидел фоторепортера Кима Христофорова, едва ли не баскетбольного роста, спортивно поджарого, рыжие ресницы вздрагивали от заливистого смеха, его шея, украшенная серебристым крестиком, необыкновенно высокая, была привольно обнажена расстегнутым воротником экзотической полукуртки-полурубахи с множеством карманов на молниях, американские джинсы в трубочку делали его фигуру еще более жердеобразной, поэтому большие кроссовки на длинных ногах выглядели почему-то нелепо.

— Ты куда и откуда, леший, сатана и бес! Не девочку ли пришел подцепить? Ха-ха! — закричал Христофоров, в непомерном порыве обнимая Андрея. — Я тебя не видел два тысячелетия, то есть со дня Голгофы девяносто третьего! Около Белого дома! Ты где, как? Где заостряешь перо? Где платят пенензы? Что-то давно тебя не читал! А в общем — никто сейчас никого не читает. Читают порнуху и криминальную хронику, и то в полухрапе! Спят славяне, спуны вислоухие, только в дреме вспоминают Советы да трагически потеют от недоумения перед свободой! Как ты живешь? Слышал, газету твою прихлопнули по финансовым соображениям! Вот штучки-дрючки, чтоб им ушами гвозди дергать! Ха-ха! Ты где работаешь теперь? Чего хмуришься, Андрюшкинидзе? Во-первых, ты трезв, как муха, во-вторых, наверняка начитался Ницше и Шопенгауэра! Ты же книжник заядлый! Где все-таки сделал зарубку, где работаешь, обещаю сохранить тайну, если даже я агент ЦРУ и Моссада!

Христофоров произносил во всеуслышание первые приходящие в голову слова, не смущаясь многолюдностью, на него вопрошающе оглядывались, и Андрей подумал, что Христофоров или бессовестно пьян, или действительно откровенно счастлив от встречи с ним. Андрей сказал:

— Мы тут стоим, как на витрине, пойдем в какую-нибудь сторону.

— Пошли к Охотному Ряду, — предложил Христофоров, блестя зелеными кошачьими глазами. — С тобой готов хоть на Северный полюс, хоть в Чечню, хоть в мафию на Сицилию. Сегодняшнее мое мероприятие отменяется. Буду поститься, как афонский монах. Признаться, Андрюхашвили, я хотел на вечерок подхватить «ночную бабочку» по причине радости освобожденных чувств. Какую-нибудь с невинной мордочкой козочку…

Они начали спускаться в подземный переход, обгоняемые бегущей толпой.

— …радости освобожденных чувств? — повторил Андрей, слегка озадаченный. — Почему так высокопарно? Тем более — козочку. Насколько я знаю, ты женатый человек. У тебя очаровательная жена.