Бермудский треугольник черной вдовы

– Лет в тринадцать-четырнадцать. Точно, вспомнила! Отец Сени тогда уехал с группой писателей по стране, лекции народу они читали. Я осталась с мальчиком одна, он прямо от рук отбился, целыми днями где-то носился, потом вдруг заболел, слег, неделю в постели провел, есть-пить-читать не хотел. Ни температуры, ни насморка не было, просто какая-то беспричинная слабость. Потом он выздоровел, но до конца лета на участке сидел, не хотел по улице носиться, дети к нему не заходили. Да, да, припоминаю… В Гуськове в то лето кто-то из мальчиков то ли утонул, то ли на велосипеде ехал и под машину попал, его насмерть сбили. Все дети в деревне на мопедах гоняли. Что-то такое приключилось. Сеня испугался, стал домой в Москву проситься… Вроде мы уехали в середине августа. Но вот что точно, больше Сеня в Гуськово не ездил, на следующий год истерику закатил: не хочу на дачу!

Отец рассердился:

– Не желаешь в комфортных условиях жить? Отправляйся в лагерь.

И отослал его на два месяца в Крым, в какое-то место от Министерства обороны. Семен туда ездил до окончания школы, в Гуськово категорически ехать отказывался. А его папаша, наоборот, любил дачу.

Денис обвел всех торжествующим взглядом.

– Ну? Интересно, да? Я примчался в офис, рассказал все Роберту, и мы залезли в компьютер.

– Радует местоимение «мы», – усмехнулся Троянов.

– Ты открыл ноутбук, – исправился Жданов, – но идея моя. Я подумал: у Лазаревой дача в Гуськове, Кратов там летом жил, а что Паскин? И Сачков? И Гена Волков? Вдруг они тоже оттуда? А теперь угадайте, где родился Анатолий Паскин, где он прожил до двадцати пяти лет, до смерти матери, которая его одна воспитывала? В каком селе находился дом, который Толя продал, чтобы купить однушку в Марьиной Роще? Ну? Кто хочет стать миллионером? Нужна помощь зала?

– В Гуськове? – предположил Глеб Валерьянович.

– Приз в студию, – подпрыгнул Денис, – начинается суперигра! Паскину столько же лет, сколько Лазаревой и Кратову. Троянов порылся в документах и выяснил, что во времена детства Веры в Гуськове жило двести пятьдесят восемь человек, из них семьдесят детей. Ровесников Веры шестнадцать. Думаю, к ним нужно прибавить дачников, допустим, приезжих двадцать, итого тридцать шесть ребят. Они все друг друга знали. Не хочу сказать, что одной компанией повсюду таскались, но точно общались.

– А что Сачков и Волков? – остановил нашего «гения» шеф.

– У матери Владимира дачи не было, – уже менее радостным тоном заметил Жданов, – но она могла снимать дом в Гуськове.

– Или в другом селе, – сказал Глеб Валерьянович, – не притягивай информацию за уши.

– И что получается? Лазарева прячет тетрадь с рисунками, где упомянуты ее друзья детства, она точно не хочет, чтобы картинки посторонним на глаза попались! Почему? – не утихал Жданов.

– Если желаешь спрятать вещь, ее не стоит тащить на работу, – заметил Иван Никифорович.

– Вы не правы, – заспорил Денис, – это смотря от кого чего утаить хочешь. Кто сейчас в квартире кроме Веры живет?

– Алексей Голиков, сын Инны Валерьевны, – ответила я.

– О! – обрадовался Жданов. – Вера явно не хочет, чтобы тетрадь попалась ему на глаза. Квартира у черной вдовы большая, но муж может на «живопись» наткнуться, удивиться, станет вопросы задавать. А на службе Лазарева никого не опасалась.

– Она единственная запирает стол, – протянула я.

– Во! – воскликнул Жданов. – Чуете? Красотка не желает, чтобы коллеги рассматривали ее работы, отсюда и замок. Но какая-нибудь любопытная баба могла его открыть. Тань, он сложный?

– Не особенно, – пожала я плечами, – электронная отмычка на раз-два справилась, а ее сейчас легко купить. Не успела я запереть ее стол, потому что вошла одна из сотрудниц, а потом мне пришлось успокаивать Любовь Павловну Сачкову. В мое отсутствие вернулась Лазарева и наорала на коллегу, которая сидела в кабинете, обвинила ее во вскрытии своего стола, грубила.

– Ага! – воскликнул Денис. – И какой вывод делаем из услышанного? Вере не по вкусу, что любопытные руки шарили в ящике, но то, что рисунки увидят сотрудники, пугает ее меньше, чем если их увидит Алексей. Почему? И что такого тайного в картинках?

– А вот и я! – воскликнула Антонина, врываясь в комнату. – Замерзла жуть, на улице колотун.

– Ноябрь, – элегически заметил Борцов, – для России уже зима.

Троянов крутанулся на компьютерном стуле.

– У нас мороз в июне – июле, а в декабре одуванчики зацветают.

– Ветер свищет, – поежилась Юрская, – чуть с ног не сбил, всего ничего по улице прошла, а насквозь продрогла. Ольга Олеговна милая такая, дальше холла меня не пустила, разговаривали мы у вешалки, она на стуле сидела, а я сначала стояла. Радушная хозяйка. На внутренней стороне двери у нее объявление висит, если бы не оно, не поболтать бы мне с Ткач по душам. Уж извините, сварю себе чашку кофе и отчитаюсь.

Я встала:

– Сделаю тебе латте, начинай рассказ.

– Погодите, – засуетился Жданов, – я забыл одну деталь из разговора с Ливневой сообщить.