Бермудский треугольник и другие загадки морей и океанов

Путь из крупнейшего порта Южного Китая, Кантона (Гуанчжоу), до Англии по морю вокруг мыса Доброй Надежды в начале XIX века занимал от четырех до шести месяцев. Конечно, ящики с чаем покрывали свинцом, корабельные трюмы тщательно задраивали, но все равно чай неизбежно отсыревал. К тому же, попав в Лондон, товар отнюдь не сразу оказывался у потребителя. Ост-Индская компания, которая имела монопольное право ввозить чай в Англию, по закону была обязана держать на складах годовой его запас. Естественно, компания в первую очередь старалась сбыть старый чай, так что новому приходилось дожидаться своей очереди не меньше года.

На корабли в Кантоне грузили отнюдь не свежесобранный лист. Собирают его в четыре-пять приемов с мая по август (каждый следующий урожай дает листья более низкого качества). Учитывая, что основные плантации находились в 500–600 километрах от Кантона и доставка велась в основном по суше носильщиками, основная масса чая прибывала в порт в период, когда судоходный сезон, который определяли муссоны Южно-Китайского моря, уже заканчивался, и товар почти на год оседал в портовых складах. Иными словами, чай попадал в английский заварочный чайник года через три после того, как он был собран где-нибудь в горах провинции Фуцзянь. Ни один из изысканных сортов чая, которые особенно ценили сами китайцы, не мог выдержать столь длительного хранения в отнюдь не идеальных условиях. Единственные сорта, которые более или менее сохраняли свои свойства, были красный и черный. Но настоящий постферментированный черный чай был слишком экзотичным даже для грубого (по китайским меркам) европейского вкуса. Оставался лишь красный, который и стал европейским черным.

К началу XIX века чай стали закупать Россия, Голландия и США в объемах, исчислявшихся миллионами фунтов в год. Но это ничто в сравнении с двадцатью миллионами фунтов, которые в тот период ввозила Великобритания. Это был подлинный чайный бум, на каждого англичанина (включая грудных младенцев) приходилось не менее двух фунтов (чуть меньше килограмма) в год. Таможенные пошлины, поступавшие ежегодно в казну от импорта чая, составляли минимум три миллиона фунтов стерлингов. Это покрывало половину расходов на содержание могучего британского флота.

Но Китай был далеко не простым торговым партнером. Главным образом потому, что европейцам почти нечего было предложить Поднебесной взамен чая. В самом начале XIX столетия экономика Китая, безусловно, была самой мощной в мире. ВВП страны, по некоторым оценкам, превосходил соответствующий совокупный показатель Европы. Более того, Китай был почти самодостаточен, то есть производил почти все, в чем нуждался. Поэтому он держал границы закрытыми и свел внешнюю торговлю если не к нулю, то к тоненькому ручейку.

Такая система выстраивалась на протяжении XVII и XVIII веков и к началу XIX века превратилась в глубоко укоренившуюся традицию. Лишь два порта на всем огромном китайском побережье были открыты для кораблей «заморских дьяволов» — Макао (португальская «колония», где сосуществовали две администрации: европейская и китайская; причем последняя, контролировавшая коренное население, а значит, и рабочую силу, была весьма влиятельна) и Кантон.

В Кантоне осуществлялась непосредственно торговля, но она, как и нахождение там европейцев, была обставлена множеством запретов и административных рогаток. Европейские купцы имели право оставаться в Кантоне лишь на протяжении торгового сезона (с октября по март), в остальные месяцы они должны были закрывать свои фактории и переселяться в Макао. Вход в сам город был для них закрыт — европейцам выделили небольшой участок на берегу реки за городской стеной размером приблизительно в два футбольных поля. На нем ютились 13 торговых факторий со складами и всей «инфраструктурой» этой мини-колонии: лавками, мелкими мастерскими, питейными заведениями…

Общаться напрямую с китайскими властями торговцы не могли. Существовала специальная китайская гильдия купцов, так называемый Кохонг (от искаженного китайского Гунхан — Государственный торговый дом), и кто-то из ее членов должен был выступать поручителем за каждую европейскую торговую компанию и за каждого частного купца. Все контакты с местными чиновниками осуществлялись исключительно через этого поручителя. Он был собственником здания фактории, а фирма только его арендовала. Он же прямо или косвенно обеспечивал своих подопечных вспомогательным персоналом — переводчиками, компрадором (управляющим), шроффами (денежными менялами), просто слугами. Через него осуществлялись все торговые операции (по крайней мере, легальные). Член гильдии также осуществлял негласный надзор за вверенными ему «варварами», он отвечал за их поведение своим имуществом, а случалось и головой.