Бернадот

Благоприятная для Швеции обстановка на Венском конгрессе омрачилась сначала противостоянием Пруссии и России с Австрией, Францией и Англией по польско-саксонскому вопросу. Разногласия грозили перейти в войну между бывшими союзниками. К январю 1815 года напряжённость в отношениях между конфликтующими сторонами была постепенно снята, но представитель Англии на конгрессе Кастлри (потом его сменил Веллингтон), поддержанный Меттернихом, решил теперь ущемить Швецию. Он дал указание своему послу в Стокгольме Торнтону предпринять недвусмысленный в пользу Дании демарш и объявить позицию Швеции относительно Дании несостоятельной и лишённой всякого юридического основания. Пруссия, почуявшая возможность весьма лёгкого приобретения Померании, молчала, как рыба. Поскольку Карл Юхан продолжал настаивать на своём, Торнтон прибег к недозволенному приёму и заявил, что Англия может отказаться от выплаты Швеции компенсации за Гваделупу. Лишиться целого миллиона фунтов стерлингов было не так легко, и Стокгольм втянулся в длинные утомительные переговоры с Лондоном. Оставалась, правда, Россия, но царь Александр был натурой «флюгерной». К тому же, как пишет немец Й. Фойк, нажим союзников на царя был таким сильным, что Александр I был вынужден идти на компромисс, чтобы не потерять, в частности, расположения Англии, особенно с учётом последовавших неожиданных событий во Франции — знаменитых 100 дней Наполеона.

Кастлри уехал домой, не проинформировав Лёвенхъельма о сути английского подхода. Лишь в конце февраля Веллингтон сообщил шведскому коллеге о том, какое поручение выполняет в Стокгольме Торнтон. Аёвенхъельм поспешил к царю, но Веллингтон, поддерживавший хорошие отношения с Нессельроде и Разумовским, опередил его. Единственное, что удалось сделать шведу, так это уговорить царя написать объяснительное письмо Карлу Юхану. Александр I в письме от 2 марта просил Карла Юхана ни о чём не беспокоиться, ибо независимо ни от каких обстоятельств, включая поддержку Дании Англией, он будет стоять на страже интересов Швеции. Карл Юхан в ответном письме написал царю: «Пусть Европа будет спокойной или возмущённой различными настроениями и принципами, пусть дела идут вперёд или наступает реакция, но первой потребностью моего сердца, первой мыслью в моей душе всегда будет желание никогда не отделять мои интересы от интересов Вашего Императорского Величества».

Давление на царя, о котором упоминает Фойк и за которым, по всей видимости, стояли его собственные советники, совпало по времени (7 марта) с получением известия о бегстве Наполеона с Эльбы и вылилось в нечто, со шведской точки зрения, несообразное. Александр I, отказавшийся дать указания Сухтелену в Стокгольм о поддержке демарша Торнтона, согласился к концу марта 1815 года подписать совместную с союзниками и Францией^) ноту «предупреждения» Лёвенхъельму, в которой содержалось требование к Швеции выполнить Кильские соглашения и уступить Дании Померанию и остров Рюген. Мало того, что среди подписантов должна была оказаться Франция, не имевшая к Килю абсолютно никакого отношения, но союзники пренебрегли по отношению к Швеции элементарными нормами порядочности. Формальным поводом для их коллективного демарша послужил меморандум Лёвенхъельма по норвежско-померанскому вопросу, тайно вручённый каждому из них накануне. И вот они решили в такой форме коллективно отреагировать на секретно вручённый меморандум.

Братья Лёвенхъельмы (Густав также появился в Вене, чобы вести перговоры о шведском долге России) стали предпринимать лихорадочные действия, чтобы не допустить официального вручения коллективной ноты. Случись это — пропала поддержка России, и так ограниченная непримиримой позицией Англии; исчезла бы надежда получить компенсацию за расходы, понесённые Швецией во время норвежского похода, и компенсацию за переуступку Гваделупы. И всё это на фоне и без того тревожных и драматичных событий во Франции!