Бернадот

В критической ситуации, пишет А. Блумберг, нет ничего более аполитичного, чем отправить в отставку министра, пользующегося доверием народа, и нет ничего неприятнее для правительства, чем принять ходатайство о такой отставке. Бернадот ничего подобного не сделал. Естественно, вероломство Директории потрясло и возмутило его до глубины души. Она сместила его с должности, не назначив даже преемника! В своём ответном письме Сиейесу он так и написал: «Вы удовлетворили ходатайство об отставке, которое я не подавал». Письмо заключалось прошением о предоставлении военной пенсии, в которой он, как и в поправлении здоровья, сильно нуждался. Ответ Сиейеса был сформулирован ещё более издевательски: «В связи с письмом дивизионного генерала гражданина Бернадота от 29 фрюкти- дора, в котором он ходатайствует об уходе на пенсию по сокращению штатов, сообщаем о том, что гражданину Бернадоту назначается полагающаяся ему пенсия». Оказывается, Бернадот попросил уволить его с работы по сокращению штатов! Видимо, причины для увольнения были более глубокими, нежели Бернадот предполагал вначале. В полемику с Сиейесом и Директорией он больше не ввязывался.

В один день республика лишилась способного министра и талантливого военачальника. Обратимся теперь к собственному отчёту Бернадота, который он представил правительству перед своим уходом с поста. Он начинает его с изложения своего кредо: «Обязанность отчитываться перед нацией издавна тяжело давалась слугам государства, но она становится наградой для того чиновника, который является гражданином». После изложения всех трудностей, которые переживала страна и армия в момент его прихода в министерство, Бернадот переходит к перечислению своих скромных «результатов, которые наши враги назвали чудом, которому мы, однако, нисколько не удивляемся», потому что, «рождённый, так сказать, в горниле сражений и воспитанный освободительными войнами, я только чувствовал, как мои силы растут вместе с опасностями и победами ».

В первую очередь он уделил внимание вопросам снабжения армий продовольствием, амуницией и вооружением. В этих целях он обратился непосредственно к гражданам, апеллируя к их сердцам и патриотизму. «Власти, которые вначале так усердно эксплуатировали моральные средства, со временем забыли о них»у — пишет Бернадот с горечью. Прославленному генералу, на собственной шкуре испытавшему и разделившему вместе с солдатами все тяготы войны, люди поверили, в результате, пишет министр, в армию влились около 90 тысяч новобранцев, из которых половина людей сразу была экипирована, накормлена и хорошо вооружена. Он добился набора 40 тысяч лошадей, из которых 15 тысяч попали в ремонт, т.е. поступили непосредственно в кавалерию.

Результаты, пишет Бернадот, не замедлили сказаться: Голландию удалось спасти, левый берег Рейна защитили от нападения противника, русских из Гельвеции прогнали, Дунайская армия стала одерживать победы, европейская коалиция стала распадаться56.

Но бывший министр был далёк от того, чтобы приписывать себе все заслуги за достигнутые результаты. «Некоторые республиканцы считают, что моральная сила, которую я вдохнул в нашу армию, не могла не оказать решающего влияния на блестящие результаты, которые были достигнуты сразу после моей отставки из министерства и увенчали завершение военной кампании, — читаем мы далее в отчёте. — Я, однако, далёк от тогоу чтобы разделять это мнение... Министры, несомненно, выполняют свой долг, когда им удаётся накормить, одеть и вооружить армию и осуществить меры, способствующие её успехам у но я с удовольствием и торжественно заявляю: прежде чем честь выигрывать сражения приписывать министрам, её надо отдать: 1) благородным солдатам, жертвующим в боях своей жизньюу и 2) бесстрашным генералам, способным воспламенить и направить их мужество ».

Увольнение Бернадота из военного министерства вызвало бурю удивления и возмущения в Совете пятисот. Выразить сочувствие уволенному генералу и министру пришли члены Дирек

тории Гойе и Мулен — Сиейес «сварганил» его отставку без их согласия и ведома!

Ну что: сделали самый помпезный визит к Бернадоту? — встретил их Сиейес.

Самый помпезный, на какой только мы были способны, — ответил Гойе.