Бернард Корнуолл

Шарп дождался, пока на лестнице затихнут шаги, и принялся обкладывать наклонные балки, поддерживающие настил, тем, что собрал в одеяла смышлёный Перкинс: соломой и щепой для растопки. Среди деревяшек и сена нашлась даже бутылочка лампового масла, пожертвованная, видимо, кем-то из деревенских. Маслом Шарп щедро покропил и образовавшуюся кучу, и брусы-подпорки. А затем, внутренне содрогнувшись от омерзения, зачерпнул указательным пальцем мышиный помёт.

Его винтовка была заряжена, и добыть искру, спустив курок, означало бы выстрелить и переполошить французов. Поэтому Шарп сместился ближе к выходу, где света было больше. Открыв полку, стрелок затёр вонючей жижей запальное отверстие, подумал и подцепил пальцем ещё одну порцию дерьма. Удостоверившись, что запал надёжно забит, Шарп поплевал на палец и гадливо обтёр его о штаны.

Капитан выудил из подсумка патрон, скусил и выплюнул пулю. Порох вытряхнул на солому, но не весь, щёпоть оставил, присыпав заткнутую на полку бумагу. Моля Бога, чтобы наверху не нашлось какого-нибудь не в меру бдительного и ушастого французика, способного услышать щелчок и правильно его истолковать, капитан спустил курок.

Вспышка вышла слабой, бумага чуть обуглилась, но не загорелась. Пришлось потратить ещё один патрон. На этот раз обрывки картуза занялись. Шарп осторожно, чтобы не сбить робкие синеватые язычки, достал бумагу из металлической чашечки и повернул так, чтобы дать клочку как следует разгореться. Потревоженные вспышками и дымом летучие мыши зашевелились. Шарп воткнул пылающую бумагу в солому с щепой. Пламя принялось жадно пожирать пропитанные маслом дерево и сухие стебли; шипел и вспыхивал порох; дым заволок тесный закут. Мыши срывались с насестов и в панике метались среди балок.

Сдерживая кашель, Шарп рванулся наружу. Он буквально вывалился из дыры, в последний миг успев ухватиться за край руками. Секунду Шарп висел на руках. Из пролома выстреливали в клубах дыма обезумевшие летучие мыши. Решившись, стрелок разжал ладони, и одновременно сверху грянул пистолетный выстрел. Пуля глухо ударила в грунт в метре от места, куда рухнул Шарп. Со стороны деревни затрещали винтовки. С парапета донёсся крик боли. Шарп неловко вскочил и, дивясь тому, что ничего не сломал, похромал к своим.

Харпер встретил командира широкой улыбкой:

- Вот это я понимаю: «сделать так, чтобы земля горела у врага под ногами», сэр!

Мистер МакКеон одобрительно кивнул на задымленную стену форта:

- Выкурить крыс – лучший способ от крыс избавиться.

Шарп приложил ко рту сложенные лодочкой ладони:

- Гарри!

- Сэр?

- Красномундирников – в два ряда! Ружья зарядить, штыки примкнуть!

- Есть, сэр!

Кто выйдет победителем из схватки за переправу, думал Шарп, зависело теперь от того, как скоро лягушатники потушат пожар.

Французы в происходящем разобрались не сразу. Дым пробивался тонкими струйками сквозь доски настила наверху. Запыхавшийся сержант Куанье доложил командиру, что в нижних помещениях дыма тоже полно, огня, правда, не видать.

- Воды! – приказал Пеллетери, кусая губу, - Выстроиться в цепь, таскать из реки! Сержант Гобель, возьмите десять солдат, выведите коней! Живо, живо! В цепь! Воду шапками черпайте!

Живая цепочка споро развернулась от верхних ступеней наружной лестницы до речного берега, однако, едва ближайший к воде гусар наклонился, чтобы набрать драгоценной влаги в меховой колпак, английские винтовки выразили своё неодобрение. Куанье, потеряв убитыми и ранеными троих гусар, был вынужден отвести край цепочки за мост, под прикрытие каменных быков. Время было упущено.

Толстые сухие брусы, на которые опирались перекрытия, уже вовсю пылали. Изгибы свода цейхгауза усиливали тягу, а крылья сотен гибнущих летучих мышей нагнетали воздух. Потуги залить это буйство огня шапкой-другой воды выглядели жалко и смешно. Пеллетери, опорожняя очередной меховой колпак, чувствовал жар под ногами и слышал рёв пламени, подобный тому, что гудит в печах. Капитан выплеснул на доски содержимое парусинового ведра (из таких гусары поили коней), вода с шипением испарилась. Сразу в нескольких точках настила проклюнулся огонь. Запылала куча деревянного хлама, сваленного в западном углу крепостцы. Во дворе бесновались и ржали лошади.

- Гобель, чума тебя забери! – заорал Пеллетери, - Выводи лошадей, кому сказано!

Отвязанные животные вырывались из рук коневодов и, ныряя в арку, одно за другим устремлялись на другой берег. Куда угодно, лишь бы подальше от пышущего жаром, задымленного укрепления.

- На мост! – кашляя от чертова дыма и щурясь, выкрикнул Пеллетери, - Все на мост! Пистолеты зарядить! Лейтенант, вынесите пленных!

В форте разверзлась преисподняя. Пламя поднялось метров на десять, а то и на все пятнадцать над валами. Тлеющие угольки и горячая зола сыпались на построенных посередине моста чумазых гусаров. Душераздирающий вопль заживо сгорающего человека донёсся из форта. Пеллетери стиснул зубы. Кто-то из его парней дорого заплатил за нерасторопность. Раненые красномундирники лежали в траве у часовни.