Бернард Корнуолл

Труслоу засопел. Он был невысок, кряжист и держал роту «К» в ежовых рукавицах. Авторитет его основывался на страхе, но боялись не ярости сержанта, а его презрения, ибо уважение Труслоу стоило дорогого, может быть, оттого, что он был тем, кто сам устанавливал правила в своём мире. Труслоу успел побывать фермером, конокрадом, солдатом, убийцей, отцом и любящим супругом. Теперь он был вдовцом и, во второй раз в жизни, солдатом, благо в его сердце пылал огонь чистой и неугасимой ненависти к янки. Последнее обстоятельство делало донельзя таинственным факт его дружбы с капитаном Натаниэлем Старбаком, ведь Старбак был янки.

Старбак родился в Бостоне, в семье преподобного Элиаля Старбака, знаменитого бичевателя пороков Юга; непримиримого противника рабства; человека, чьи яростные проповеди будоражили в напечатанном виде весь христианский мир. Второй сын преподобного, Натаниэль, пошёл по стопам отца, и был уже на полпути к рукоположению, когда заезжая жеманница отбила у юноши вкус к занятиям на богословском факультете Йельского колледжа, закрутила, завертела и бросила в Ричмонде. Страшась гнева отца, Натаниэль возвращению домой предпочёл вступление в армию Конфедеративных Штатов Америки.

- Это та светловолосая шалашовка? – уточнил Труслоу, - С которой ты разводил шуры-муры после службы в храме?

- Она не шалашовка, сержант. – обиженно отозвался Старбак.

Труслоу вместо ответа плюнул в костёр, и капитан с досадой мотнул головой:

- Сержант, а вы, что, никогда не испытывали потребности в общении с прекрасным полом?

- То есть, не вёл ли я себя, как мартовский котяра? Вёл, конечно, но справился с собой ещё до того, как бороду отрастил, - Труслоу замолк, возможно, вспомнил свою жену и её одинокую могилу в высоких холмах, - Так где же благоверный белокурой шалашовки?

Старбак зевнул:

- С ребятами Магрудера под Йорктауном. Он – майор артиллерии.

Труслоу покачал головой:

- Ох, капитан, попадёшься ты однажды кому-то из обманутых мужей, и намотают тебя на рога…

- Это кофе у вас, сержант?

- Так они эту жидкость называют. – Труслоу плеснул капитану в кружку густой тёмной жижи, - Поспать-то хоть удалось?

- В программу вечера сон включён не был.

- Все поповские детишки одинаковы, да? СтОит запАхнуть грехом, и вы плюхаетесь в него с головой, как боров в лужу помоев.

Труслоу не пытался скрыть своего неодобрения. Он не любил донжуанов; кроме того, знал, что на кривую дорожку Старбак свернул в немалой степени при содействии дочери сержанта. Салли Труслоу, сбежав из отчего дома, стала шлюхой в Ричмонде. Сержанту не нравилось, что Старбак и Салли – любовники, но он не мог не понимать, что в странной дружбе, связывающей молодых людей, и заключён единственный шанс его дочери на спасение из той ямы, куда она сама себя загнала. Да уж, жизнь иногда вязала клубки, слишком запутанные даже для людей, вроде Труслоу, привыкших разрубать узлы одним ударом.

- А как обстоит дело с Библейскими чтениями? – сержант перевёл тему на предпринимаемые время от времени Старбаком благочестивые попытки «начать всё с нового листа».

- Увы, сержант, похоже, от церкви я отпал навсегда. – беззаботно признался Старбак.

Беззаботность была напускной. Порою, страшась ада, он чувствовал, что окончательно погряз в пороках и никогда не заслужит прощения Господа. В такие моменты его охватывало раскаяние, но вновь наступал вечер, и раскаявшийся Натаниэль Старбак вновь бросился очертя голову в пучину греха.

Сейчас он примостился на сломанном яблоневом суку и хлебал кофе. Высокий, тонкий в кости, пообтёртый несколькими месяцами солдатчины, он гладко брил лицо с правильными чертами, обрамлённое длинными волосами. Томас Труслоу замечал, какими взорами провожают Старбака девушки в городах и селениях, через которые проходил Легион, всегда и только Старбака. Даже дочь Труслоу не устояла перед долговязым северянином с серыми глазами и быстрой улыбкой. При подобном положении дел, рассуждал сержант, удерживать Старбака от греха было всё равно, что отгонять пса от мясной лавки.

- До побудки далеко? – нарушил паузу капитан.

- Пара минут.

- О, Иисусе… - простонал Старбак.

- Надо было возвращаться раньше. – Труслоу подбросил в костерок ветку, - Ты белокурой зазнобе своей сказал, что мы уходим?

- Я решил её не расстраивать. Расставание – это так печально.

- Трус. – буркнул сержант.

Старбак секунду поразмыслил, затем ухмыльнулся:

- Правда. Трус. Ненавижу, когда они плачут.

- Ну, не давай им поводов плакать. – глубокомысленно изрёк Труслоу, отдавая себе отчёт в том, что с тем же успехом можно просить не дуть ветер.