Бернард Шоу

Мэгги, горничная, которая провела у него в доме последние шестнадцать лет, вспоминала:

«Мистер Шоу был очень аккуратный человек. Он всегда ставил за собой стул на место, у себя в комнате аккуратно складывал пижаму и клал на постель. Многие и помоложе его этого не делают. И все свои вещи он всегда клал на место, туда, откуда взял, и он всегда точно знал, где у него что. Помню, я как-то раз решила навести порядок в его книгах. Он сказал: «Мэгги, ну что ты делаешь? Ты, может быть, и приводишь в порядок что-нибудь, но мою работу приводишь в беспорядок».

…Мистеру Шоу все уже надоело — он не хотел выздоравливать. Он был очень решительный человек, и никто не мог его убедить делать то, чего ему не хотелось.

Говорили, что мистер Шоу носил бороду, чтобы скрыть рябины от оспы, но это неправда. Он, наверное, лихо выглядел в молодости с этой огненно-рыжей бородой. Но в те шестнадцать лет, что я у него жила, борода у него была уже белая. Просто чудесно было работать у мистера Шоу все эти годы».

Садовник Генри Хигз и его жена прожили у Шоу сорок два года, и они всегда с высочайшей похвалой отзывались о мистере и миссис Шоу. Когда умерла миссис Хигз, Шоу поставил надгробие на сельском кладбище, где было написано:

«Бернард Шоу, автор многих пьес, поставил этот памятник в благодарную память своим верным друзьям и помощникам…

Долгие годы они ухаживали за его домом и садом в Эйот Сэн-Лоренсе в графстве Хертфордшир, освобождая его таким образом для работы, к которой он был приспособлен. Ни одного из драматургов никогда не обслуживали лучше».

Своему соседу фермеру Такеру он послал свою фотографию с надписью:

«От труженика труженику.

От труженика пера труженику плуга».

В книге, выпущенной фотографом-любителем, были собраны также воспоминания его парикмахера, его дантиста, его аптекаря, местного трактирщика, деревенской почтмейстерши и многих других жителей местечка. Некоторые были записаны вдали от Эйот Сэн-Лоренса.

Книги Шоу печатал в Эдинбурге печатник Уильям Максуэл, и Шоу всегда отсылал ему экземпляр книги со своей подписью.

На полном собрании своих пьес он написал:

«Дорогой Уильям Максуэл!

Поскольку в прессе расхвалили меня за оформление этой книги, что целиком является вашей заслугой, единственное, что остается мне;— это передать похвалы по адресу, что я и делаю собственноручно двадцать второго мая одна тысяча девятьсот тридцать первого года.

Дж. Бернард Шоу».

Когда Шоу спросил у Максуэла, советует ли он оставить свои деньги или большую их часть на проект нового английского алфавита, старый печатник ответил:

«За все годы, что знаю вас, мистер Шоу, никогда я не думал, что вы так ужасно глупы, зато сейчас вот надумал».

Максуэл заканчивал свои воспоминания так: