«Нет, она всегда испытывала чувство неудовлетворенности, хотя у нее было все, что нужно для счастья; ей всегда казалось, что счастье где-то в другом месте, куда она собиралась поехать или откуда она только что вернулась. Как-то мы снимали очень милый домик в Уокинге. Мне он казался замечательным со всех точек зрения, но я знал, что ей он не нравится, и только потом я обнаружил, что она его терпеть не может из-за того, что парадная дверь у него выходит прямо на улицу и к ней ведет только коротенькая тропинка, а нет подъездного пути».
«Перед нашей женитьбой у нее был серьезный роман в Италии с Акселем Мунте, и она сказала мне, что сердце ее разбито. «Чепуха! Нисколько оно не разбито», — ответил я. С этого времени она, кажется, и привязалась ко мне. Вначале она была склонна недооценивать то, что я говорил ей, считая собственные взгляды более правильными и разумными, но в конце концов она стала почти всегда признавать мою правоту… Проходит немало времени, прежде чем двум людям удается как следует узнать друг друга; из ее дневника и нескольких ее писем к Т. Лоренсу я понял недавно, что многие стороны ее характера были неизвестны даже мне, потому что только Лоренсу она изливала душу.
Если б у нас были дети, Шарлотта наверняка ссорилась бы со мной из-за них и ревновала бы меня к ним. Впрочем, она никогда не стала бы заводить детей».
Ноябрь 1944 года. Когда его спросили, как выглядела его жена в первые годы их знакомства, он сказал:
«Я помню, когда мы ехали на «первые фабианские летние курсы», она была одета в сшитый на заказ костюм почти мужского покроя, с жестким белым воротничком; и я сказал тогда, обращаясь не к ней лично, а к присутствующим, что мне очень не нравится, когда женщины одеваются, как мужчины: это лишает их женского обаяния и делает просто смешными. В тот вечер она появилась в красивом платье с низким вырезом, и сквозь прозрачный шифон мило просвечивала кожа, после этого она больше никогда не носила эти полумужские костюмы».
Многие читатели думали, что Шоу ненадолго переживет свою жену и что после сорока лет совместной жизни неожиданное одиночество сломит его.
Однако он никогда не был сентиментальным и после ее смерти признавался, что ее уход принес ему облегчение.
Когда Хескет Пирсон через некоторое время после ее смерти приехал в Эйот Сэн-Лоренс, он спросил, не чувствует ли Шоу себя одиноким в этом сельском убежище.
Шоу сказал: «Одиноким? Как бы не так! А хорошо бы немножко побыть в одиночестве».
Он любил бродить пешком по Лондону и не прекращал этих своих прогулок чуть не до девяноста лет; зачастую его можно было встретить довольно далеко от Уайтхолл Корт, и он посещал обычно места, где ему чаще всего приходилось бывать в прежние времена, еще в те годы, когда он только приехал в Лондон.
Встретив его однажды неподалеку от его прежнего дома на Фицрой-скуэр, около Сэн-Панкрас Стэйшн, Хескет Пирсон спросил его, где еще он побывал, и Шоу ответил: