Бернарда

В баре «Нордпаб» было не особенно шумно и не слишком людно. Темный зал, обитые деревом панели, вытянутые, натертые до блеска дубовые столы. За стойкой сидело несколько завсегдатаев, тормошил в углу музыкальный автомат изрядно подвыпивший мужчина, силясь отыскать среди обилия музыкальных композиций одну – единственную нужную ему мелодию. Наверное, ту, что под настроение напоминала ему о чем-то своем, давнем.

Стаканы поднялись к центру стола одновременно, звякнули стенками, всколыхнули волнами налитые напитки.

– За нас. За жизнь.

В ответ на короткий тост Аарона все кивнули и дружно выпили.

Как оказалось, привычка заходить сюда на стаканчик-другой водилась за командой давно. Символично отмечать еще один успешно прожитый после задания день. Под словом «успешно» понималось отсутствие людских потерь в отряде. Что ж, за это действительно стоило выпить. Всего лишь несколько часов, проведенные вдали от дома, наглядно позволили уяснить, что смерть – она не так уж и далеко. И жизнь – всего лишь успешное избегание тех уголков и мест, где старуха в капюшоне, отточив косу, уже стояла наизготовку.

Выпили один раз. Потом еще. Закусили солеными орешками с потрескавшихся блюдец и кусочками сырной нарезки. Когда первая волна стресса схлынула, потекли разговоры.

Сидящий рядом со мной Дэлл, повернулся и качнул в мою сторону стаканом с виски:

– А ты молодец. Верно прикрепила мины.

– Я сделала, как ты научил.

После того, как Рен был доставлен к отряду, а сам отряд переброшен в лагерь, где Лагерфельд мог позаботиться о раненом, мы с Дэллом и взрывчаткой вернулись к месту недавнего обстрела. Этажом выше, над снайперами, заложили мины, а потом, как малолетние озорники с петардами, от души рванули их, предварительно укрывшись на безопасном расстоянии. Фейерверк получился знатный, и на N-ное число количество снайперов Андэра в тот вечер сократилось.

К нашему диалогу прислушался Канн, какое-то время бороздил меня светлыми глазами, после чего добавил:

– А ты, вообще, ценный артефакт.

Я не нашлась, что ответить. Всякие в моей жизни бывали комплементы, но артефактом до этого момента не называл никто. Но смысл я уловила: Аарон редко раздавал комплименты, а это был один из них.

Дальше вспоминали прошедший день, высказывали возникшие идеи и мысли, делились впечатлениями. Я по большей части молчала.

Меня не покидала тоска: здесь, дома, Дрейк стал ближе, но оттого не менее далеким. Это причиняло страдания. Попробовать его найти? Снова поговорить? Хотя бы спросить о дате проведения последнего эксперимента? Нет уж. Обойдусь. Меня известят обо всех датах, позовут, когда придет время. Жаль, скорее всего, не позовут до того, но такова жизнь.

Часы сидения в лагере, а затем и под пулями несколько изменили мировосприятие: все начало казаться еще более хрупким и зыбким. А оно и до того не было особенно стабильным. Мне, как, наверное, и всем за этим столом, хотелось напиться. И я налегла на коньяк. В жизни его не любила, но теперь вдруг противный вкус перестал вызывать отвращение.

Канн сказал, что позже этим вечером сделает доклад о сегодняшнем дне Дрейку. Расскажет, как все прошло. Неспособная отследить логику, я лишь почувствовала, что не хочу, чтобы Начальнику рассказывали обо мне. Вообще ни слова. Ни что именно делала, ни как себя вела. Не надо ему знать, что я где-то проспала, а где-то проявила храбрость. Что помогла Рену… ведь любой бы помог. Я не чувствовала себя героиней и не хотела ей называться. Если быть честной с самой собой, я вообще не хотела, чтобы обо мне всплывало хоть слово. Знать о том, что Дрейк будет внимательно слушать отчет, где местами буду фигурировать я, отчего-то было болезненно. Почти так же чувствительно, как намеренно прикладывать к открытой ране серную кислоту.

Но не могла же я заявить об этом Канну?

– Так дело не пойдет, – убеждал в это время нашего стратега Эльконто, роясь большими пальцами в блюдце с орешками. – Я еще никогда не чувствовал себя более слепым, чем сегодня. Если нам и дальше нужно будет воевать против невидимок, мы проиграем. Это нужно как-то изменить. Только если перекрыть им доступ к поганой сыворотке, наши силы уравняются. Следишь за мыслью?

Судя по речи, Дэйн тоже подналег на коньяк.

– Надо поторопить Логана, – отпил виски и вступил в диалог Мак Аллертон. На его щеке, делая похожим на Коммандо, красовался черный грязевый развод. – Если он отыщет коды к лаборатории Ирэны и сменит их, то сыворотка резко кончится. Дрейк говорил, что она не действует дольше двух часов и хранится только при определенной температуре, то есть ее никто не будет таскать с собой на поясе. Только в холодильниках. А вот по прошествии двух часов, после отсечения доступа в лабораторию, мы сможем вступить в равный бой. Мне тоже не понравилось то, что произошло сегодня.