Берсерк

Тора ослепительно улыбнулась. Если бы улыбка могла убивать, несчастный Тормод уже давно бы лежал бездыханным. Хотя он и так едва дышал…

— С каких пор ты ослеп? — небрежно бросила ему хозяйка и шагнула ко мне.

Зеленые кошачьи глаза урманки очутились пряма против моих, и я почувствовала тонкий, почти неуловим мый аромат хвои и ландыша.

— Ты говоришь, что мой брат был твоим мужем? — оглядывая меня со всех сторон, спросила Тора.

— Да!

— Но Бьерну нравились красивые женщины… — Ур-манка не утверждала, а просто размышляла вслух.

— И умные, — не растерялась я. Тора остановилась:

— Ты умна?

— А ты красива?

Она нахмурилась и задумалась. Тонкие губы задрожали. Красавица явно не знала, обидеться на мои слова или нет.

— Если ты не можешь ответить на этот вопрос, то ты еще и удивительно скромна, — добавила я.

Тора расхохоталась. Ее глаза заблестели, а щеки расцвели румянцем. Бьерн недаром тосковал по сестре. Даже смотреть на Тору было приятно.

— Да, ты умна, — вдосталь насмеявшись, согласилась Тора, — но это еще не значит, что ты — вдова моего брата. Я не очень-то в это верю…

— Теперь мне самой не очень в это верится, — честно призналась я, чувствуя, как темная пелена застилает взор. — Однако это правда.

Уже падая, я услышала чей-то вскрик и громкий голос Торы:

— Отнесите ее в дом!

«Поверила!» — вспыхнула в голове радостная мысль, и все пропало.

Нам довелось увидеться лишь спустя несколько дней. Словно искупая вину, Тора приставила ко мне сразу трех служанок. Девушки кормили и лечили меня с удивительным усердием. То ли помогла их забота, то ли выручила собственная живучесть, но спустя четыре дня я смогла встать и выйти из отгороженной клети в общую избу. В разгар осенних работ людей там было мало.

Я проковыляла через избу, вышла на двор и нос к носу столкнулась с Тормодом. Взгляд управляющего был устремлен на ворота, где в окружении каких-то людей стояла Тора. Поодаль, у коновязи, лениво переминались усталые лошади.

«Пришлые — оглядывая мужиков и грязные бока их лошадей, поняла я. — И приехали недавно».

Размахивая руками, урманка что-то доказывала незнакомцам. Те возражали. Я подобралась поближе и прислушалась.

— Ты зря упрямишься, Тора, — говорил невысокий плотный мужик в теплой телогрее и добротных холщовых штанах. — Мы приехали к тебе за поддержкой, а ты упрямишься!

— Хакон не сделал мне ничего худого, поэтому и я ни слова не скажу против него! — упрямо мотнула головой красавица.

— Но он уводит наших женщин! — возмущенно выкрикнул из толпы тощий мужичок. Тора развернулась к нему.

— От такого немудрено увести! — засмеялась она. В толпе тоже засмеялись. Беднягу мужичка стали подпихивать со всех сторон. Он покраснел и зашипел:

— Все знают, почему ты его защищаешь! Служишь ему подстилкой, когда он того пожелает…

Урманка потемнела, а ее глаза из зеленых превратились в черные. Казалось, она ударит обидчика, однако вокруг зазвучали возмущенные возгласы, и ее кулаки разжались.

— Он пожелал взять жену Орма Люгрьи! — кричали «гости». — А как он поступил с твоим другом, Брюньоль-вом? Забыла?

— Ярл позорит наши семьи! ,

— Только ты защищаешь его!

Вскоре уже все они орали о своих обидах. Тормод отлепился от дверей, вытянул меч и двинулся на выручку хозяйке, но я оказалась ближе. Почему-то мне захотелось заступиться за урманку. Может, потому, — что все-таки мы были родней?

— Невелика удаль обидеть бабу, — вырастая перед тощим зачинщиком, громки сказала я.

Толпа стихла, Тора изумленно выгнула брови, а мужичонка задрал голову:

— Это еще кто такая?

— Для тебя велика честь знать мое имя! «Зачинщик» отступил. Я обвела толпу грозным взглядом. Кто-то из «гостей» отвернулся, кто-то уставился в , землю, но никто не осмелился наказать меня за дерзость. Люди везде одинаковы: кричат, шумят, клянутся сложить голову за своего вожака, но едва найдется кто-то посильнее — стихают и покорно ждут, что будет дальше.

— Тьфу! — сплюнула я. — Вояки! Скопом на бабу наседать! Не нравится вам Хакон, так и идите к нему! Или на ярла кишка тонка?!

— Да ты, да ты.. — забормотал мужичок. Урмане возмущенно загудели, но ко мне уже подоспел

Тормод и встал плечом к плечу. Его трясло от обиды, однако Тора молчала, и он тоже.

«Как вышколенный пес», — мимолетом подумала я и продолжала:

— Тоже мне, мужики! Позор, и только! Я повидала много земель, но нигде не случалось, чтоб гости обижали хозяйку! И не стыдно? Время готовиться к зиме, собирать урожай, а вы? Глотки друг другу грызете? А на что будете зимой жить? Чем скотину кормить?

По удивленным взглядам урман я поняла, что сказала как-то не так, и тут же боевой задор схлынул, а слова показались никчемными и бесполезными.

— А-а-а, да что с вами спорить! — Никем не остановленная, я выбралась из притихшей толпы, подошла к поваленному бревну и села спиной к воротам.

Тора еще долго увещевала бондов, а затем зацокали лошадиные копыта.

«Разъезжаются, — поняла я. —И чего полезла? Не могла смолчать…»

— А ты отважна.

Я обернулась. Сзади с улыбкой на губах стояла хозяйка усадьбы.

— Теперь я верю, что Бьерн мог любить тебя, — сказала она. — Вот только одно…