Берсерк

— Орм! — окликнул я. — Нужно поговорить! Он поднялся, отряхнул штаны от налипшего на них мусора и подошел.

— Я все знаю, — без предисловий начал я. — Все слышал.

— Хорошо. — Орм даже не спросил, откуда слышал, просто признал это как нечто давно ведомое.

— Они солгали тебе. Они затеяли ловушку для Харальда Серой Шкуры.

— Я знаю. — Он даже глазом не моргнул.

— И ты все равно согласен лгать конунгу норвежцев?

— Это самое разумное, что я могу сделать.

— Но как… — Я не находил слов. Сила и мужество — вот главные достоинства любого викинга! Ложь чужда нам — она удел слабых бондов! Орм все понял по моим глазам.

— Послушай меня и подумай, — сказал он. — Чем мы обязаны Серой Шкуре? Ничем. А если Золотой Харальд станет конунгом в Норвегии, как ты думаешь, отблагодарит ли он нас за помощь? Так не лучше ли иметь влиятельного друга, чем не иметь никого? И еще — Серая Шкура стар, и у него лишь один сын от наложницы. Как бы там ни было, его век подходит к концу. Мы лишь немного поторопим его.

— Но ложь?..

— Вспомни богов. Разве им не доводилось лгать ради выгоды? Мы, берсерки, — их излюбленные потомки, так почему же мы должны гнушаться того, чего не гнушались даже они?

Мне нечего было возразить. Отец говорил верно.

— Ты все понял, а теперь пора понять остальным. Люди должны быть готовы. — Отец направился к костру, и тут я вспомнил слова Ульфа: «Рядом с тобой был враг». Этот тайный злодей прятался в нашем хирде! Он узнает правду и продаст нас Серой Шкуре!

— Стой!

Орм остановился. Я догнал его и горячо зашептал:

— Не говори им правды, отец. Ульф подозревал, что в хирде есть тайный враг, да и Серая Шкура быстрее поверит твоим словам, если все наши воины будут убеждены, что мы пришли без злого умысла. Орм задумался:

— Может, ты и прав. Но враг в хирде? Я знаю всех своих людей и верю им. — Он покачал головой. — Однако старый колдун глядел в человеческие души. Ты уверен, что он подозревал кого-то из хирда?

— Да, — кивнул я. — Ульф сказал, что этот человек плыл на «Акуле» и был близко ко мне. Орм помрачнел.

— Тогда будь по-твоему, — решил он наконец. — Никто в хирде не узнает правды. Только ты и я…

Ранней весной в проливе Скаттегат, который отделяет Данию от Норвегии, беснуются ветры. Три дня мы дожидались затишья, а дождавшись, налегли на весла и вскоре увидели по правому борту норвежские скалы.

Харальд Серая Шкура встретил нас в Хардангре[53], на берегу. Он показался мне старым и усталым. Его шея была опоясана морщинами, а на голове виднелись большие серо-желтые залысины. Вместе с ним на пристань пришла его мать Гуннхильд. Все дети Гуннхильд рано или поздно становились конунгами, поэтому ее так и назвали — Мать Конунгов. Она стояла чуть позади своего рано постаревшего сына, и единственным, что еще жило на ее узком высохшем лице, были подозрительные темные глазки. В длинном, до пят плаще, со сложенными на животе руками, она напоминала ласку — неприметного хищного зверька с коварным умом и злобным нравом.

— Вы пришли с миром от конунга данов? — хрипло поинтересовался Серая Шкура. Как я и думал, слухи обогнали даже наш быстрый драккар. Орм спрыгнул на землю и кивнул Трору с Бьерном. Они выволокли на берег увязанную узлом шкуру и развернули ее у ног конунга. На солнце засияли дорогие ожерелья, подвески, диковинная посуда и шитые серебром ткани. Серая Шкуpa упрямо нахмурился, но заблестевшие глаза выдали его радость. «Люди болтают, будто он так скуп, что закапывает все свои сокровища в землю», — негромко шепнул Варин. Я поморщился, но не возразил. Конунг норвежцев был похож на скупца…

— Что же хочет от меня Синезубый? — с трудом отведя взор от рассыпанного на земле золота, спросил Серая Шкура.

Отец склонил голову:

— Он желает мира и добра, конунг. Харальд недовольно передернул плечами:

— С каких это пор? Гуннхильд подалась вперед:

— Синезубый приютил нашего врага, ярла Хакона, какого же мира от него ждать?

— Он принял обезумевшего от потерь, смертельно больного викинга. Но сам он не враг тебе, конунг, — возразил Орм. — И тебе, Мать Конунгов.

Гуннхильд любила, когда ее так называли. Она гордилась сыновьями. Сморщенное лицо старухи разгладилось. Она приподнялась на носочки и что-то шепнула сыну на ухо. Тот кивнул:

— Я рад посланцам конунга данов. Вас ждут отдых и пир.

Небрежным жестом указав на дары датчанина, он повернулся и пошел прочь. Воины поспешно сгребли золото обратно в шкуру и, покачиваясь от тяжести узла, побежали следом, а мы вернулись к драккару.

— Не нравится мне этот конунг. — Отдуваясь, Черный Трор уселся рядом со мной и невесело поглядел на уходящих по тропе людей. — Если б я не знал, что мы и впрямь привезли добрые вести, немедля убрался бы подобру-поздорову. А то с этой старой крысы станется пустить нас на прокорм Логи-огню!

— Верно, Трор, верно, — загомонили викинги, лишь Эрик легонько хлопнул Трора по плечу: — Хватит ворчать, Черный. Худой мир лучше доброй ссоры! Мы пришли с миром, и Серая Шкура об этом знает.