Берсерк

— Берите, поделите, а я ещё заработаю, это не проблема. Кстати… — Внезапно в моей руке появился «глок», ну не смог я его сбросить заранее, в воздухе было не до него, а на земле меня плотно контролировали, так что пришлось показывать, причём так неожиданно, что все четверо вздрогнули. — Если что, не докажите, я вообще буду отрицать, — отбросил я ствол, после чего достал из рюкзака патроны и тоже сбросил их. О запасных магазинах тоже не забыл.

— Больше ничего нет? — спросил насторожённый капитан.

— Чего было, показал, — был мой ответ, и я забросил лямки рюкзака на одно плечо: — Ну что, идём?

— А шлем снять?

— Ах да, уже привык к нему.

Сняв шлем и очки, положил их на сиденье, после чего провёл простые манипуляции с консервацией аппарта и, хлопнув его по раме, сказал:

— Классная машинка. Я её честно купил, фактически хозяина нет, дарю, пользуйтесь. Мне она всё равно не пригодится. Так сказать, не оправдала надежд.

Мы направились к вертолёту, где пилот уже стал приводить машину к взлёту, винты закрутились быстрее, так что через несколько минут мы поднялись в воздух, сидя в тесном десантном кубрике, и полетели к неизвестной базе.

* * *

Скучая, я сидел на жёсткой лавке в приёмной одного из московских чиновников, который работал в сфере социальной службы и курировал детские дома Москвы и Московской области. С военного аэродрома Казахстана меня доставили в это здание и провели в это помещение. Что странно: детдомовец сбежал, путешествует, до Байконура добрался, а никакого интереса со стороны прессы не было. Такое впечатление, будто до них эту информацию не довели. Проверять я не стал, не идиот же, сам популярности не люблю. Было дело, обжигался, так что никаких репортёров и ничего подобного.

По приезде два работника, как я понял, один был детский психолог, поговорили со мной. Час времени это заняло, я кивал и со всем соглашался, не особо слушая, что те говорят, и уж тем более не объясняя особо причин, почему покинул стены детдома. Да и так понятно, что всё стандартно, вопросы, ответы, всё для протокола. В общем, поговорили, и вот теперь сижу в этой приёмной. Как понял, жду директора моего детдома, который должен меня забрать. Рюкзак рядом стоит, в ногах.

На Байконуре я пробыл почти три дня, ждал попутного борта. За это время успел познакомиться с частью персонала базы, сыграл с ними в футбол. И мотодельтаплан мой пригнали.

Как ни странно, у меня особо ничего и не отобрали, осмотрели рюкзак, электронику, ноут со спутниковым телефоном и всё вернули. Был ли я расстроен, что моё путешествие вот так, фактически и не начавшись, закончилось? Есть такое дело, однако расстроился я не сильно, так как проблем особо не видел. Ну и что мне сделают? Погрозят, ну, запрут, запретив выход в город максимум на месяц, и всё на этом. Да я даже ждать не буду, покинуть стены детдома можно разными способами. Если я решил путешествовать, то буду путешествовать, не думаю, что меня реально остановит. Потери в средствах, деньги отдал? Да ну, пыль всё это. Драгоценностей у меня при себе не было, кроме массивного перстня, его не нашли. Те драгоценности, что были, я Лили с Алиной подарил, как чувствовал. В общем, особых потерь не было. Во времени разве что. Тоже пустяк, переживём. Тем более за эти четыре дня, что я был под присмотром военных, успел подготовить план «Б», и он был на стадии реализации.

В это время, прерывая мои размышления, открылась дверь, и в приёмную прошёл директор детдома.

— Здравствуйте, Валентин Олегович, — встав, поздоровался я и сел обратно.

Тот ничего не ответил, лишь смерил меня свирепым взглядом и, уточнив у секретарши, можно ли пройти в кабинет, скрылся за дверями. Снова приняв скучающий вид и вытянув ноги, мне на эмоции директора было, честно говоря, начхать, я смотрел на наручные часы. Время не резиновое, поторопиться бы, а дел у меня много. Директор запоздал с прибытием, я на это не рассчитывал, да и неизвестно, насколько он ещё задержится в кабинете, что тоже шло в минус.

Однако директор вышел из кабинета, кстати, своего непосредственного начальника, уже через пять минут, что меня порадовало, но я не подал вида. Встал, закинул на плечо рюкзак и проследовал за ним к выходу. Спускались мы по широкой лестнице, облицованной мрамором. Снаружи здание смотрелось обычно, как все, но внутри было отделано очень хорошо, вон куда деньги, выделенные на детей, тратятся. Социальная служба, что ещё скажешь.

Мы прошли к машине директора, и тот отрывисто велел:

— Садись.

Забросив рюкзак на заднее сиденье, я сел на переднее сиденье рядом с директором и пристегнул ремень безопасности. Тот завёл машину и, рывком стронув её с места, что показывало его плохое настроение, рванул по дороге к перекрёстку. Я почти сразу заметил, что едем мы не к детдому.

— Детдом в другой стороне, — заметил я, стараясь не показать своего беспокойства.

— А мы туда и не едем. Раз ты такой бегун, то мы решили отправить тебя в закрытое военное заведение. Вот и пробудешь там до совершеннолетия.