"Привет, мама! Знала бы ты, как иногда хочется помереть самому!"
Ухмылка. Нет, я никогда бы не сказал ей такого. Пусть я ее не помню, но она не заслужила таких слов.
"А что еще я мог ей сказать?"
"Что я могу сказать ей, Ноль Первый? Рассказать ей том, что работаю на Икари Гендо, которого всей душой ненавижу? О том, что в процессе стал инвалидом? И о том, что который год пытаюсь не поехать крышей от своей веселой жизни? Глупо".
Ноль Первый чуть изменился. Он понял меня. И, кажется, грустил от того, что понял. Но я чувствовал - он рядом. И уже это помогало.
"Рассказать ей о чем-то хорошем? Наверное. Ведь есть в моей жизни и хорошее. Но справлюсь ли?"
Все то же ощущение поддержки, но теперь словно изменившейся, ставшей более теплой. И легкий, едва уловимый мысленный ветер:
"Здравствуй, мама. Прости, что так долго не навещал. Но ведь ты не сердишься на меня, так?"
Слова шли на удивление легко, словно сами собой выстраиваясь в правильные и приятно-теплые мысли.
"Знаешь, за последний год со мной много чего случилось. И главное - в моей жизни появились люди, которые что-то для меня значат. Я в этом году перевелся в новую школу. Знаешь, там у меня первые друзья появились. Тодзи и Кенске. Хотя Тодзи мне сначала всю морду разукрасил... То есть нет, он ее только набил, а разукрасила ее Хикари, наша староста. Она хороший человек, ей бы поменьше о своих обязанностях думать и время от времени отдыхать...
Тодзи - драчун. Может показаться, что дурак и излишне легкомыслен, но это не так. Заботливый, прямолинейный и главное - честный. Из-за последних качеств его за забияку и держат. Но друзья его понимают, а на мнение остальных он чихал с высоты Евы.
Кенске вроде типичный оружейный маньяк и поначалу мне не особо нравился - я его только как пилот Евангелиона интересовал. Но потом что-то поменялось, что ли... нет, он тот же маньяк, но умный, проницательный и наблюдательный парень".
Я вспоминал их. Вспоминал своих друзей, вспоминал связанные с ними случаи... Ноль Первый слушал. Слушал, обволакивая меня легким и приятным теплом. Таким непохожим на него, но от того не становившимся менее родным. И я улыбался в ответ и рассказывал дальше.
"Мисато. Она мой опекун дома и командир на работе. Первый человек в этом городе, который встретил меня теплом и улыбкой. И, похоже, она сильно привязалась ко мне. Да и я к ней, чего уж скрывать! Мисато не стала для меня матерью или, скажем, старшей сестрой. Некоторые ее шуточки явно выходят за грань родственных отношений. Да и мои мысли о ней тоже, хм, не всегда родственные. Но, может, таким и должен быть опекун, а, мама? Я рад, что обо мне заботится такой человек".
Волна тепла от Ноль Первого. Казалось, что я действительно обращаюсь к своей матери. И пусть это не правда, но...
"И под конец я хочу рассказать тебе о двух девушках, которые искренне меня любят. И которых люблю я. Их зовут Рей и Аска. Они тоже пилоты Евангелионов".
Два человека. Два образа, в которых большую роль играет голос и чувства, что этим голосом вызываются. Два символа.
"Аска. Она необычайно сильная и яркая девушка. Иногда кажется, что жизнь из нее бьет фонтаном. Завораживающе красивым фонтаном. Знаешь, мама, я спотыкаюсь у каждого препятствия на своем пути и лишь с трудом заставляю себя двигаться дальше. А она сметает все с наскока, не замечая. Она уже столько всего успела сделать в жизни, что остается только тихо завидовать. Представляешь, окончить колледж в 14 лет и попутно выучиться на первоклассного пилота Евангелиона! Непрерывно движется вперед, непрерывно развивается, становясь все сильнее и сильнее. Иногда кажется, что ее ничто не способно остановить. И даже если вдруг случится что-то, способное ее сломать - она и это преодолеет, даже если не сразу. Такие и после смерти вернуться способны. Я ею восхищаюсь, мама, хотя никому в этом не признаюсь. Хотел бы я быть столь же сильным, как она.
Рей. Знаешь, мама, о ней так просто и не расскажешь. Можно сказать, что она тот человек, которого жизнь била намного чаще и сильнее, чем меня. Понимаешь, ее создали! Создали, как пилота Евангелиона! И у нее ничего не было, кроме работы! Которую она и выполняет потому, что больше ничего у нее нет... Мама, когда я увидел ее... Ту, которой наплевать на саму себя... Я испугался, мама! Потому что знал, какую надо прожить жизнь, чтобы нисколько ею не дорожить. И, как и мою, ее жизнь сделал таким кошмаром командующий".
Ноль Первый вновь меняется. Словно подстраиваясь под мои чувства, он тоже как будто грустил. Грустил, но находил в себе силы ободрять меня. Все будет хорошо, Синдзи. Поверь мне, все будет хорошо.
И я продолжаю: