Берсеркер

Но куда бежать? Писать картины он уже не сможет, и вообще, едва ли у него есть талант. Все, что было для него ценно, сейчас хранилось здесь и на других кораблях, покидающих Землю.

Вернувшись в хранилище, он выкатил раму с "Юношей с перчаткой" и покатил на корму, как тележку.

Возможно, пока жив, он еще сумеет сделать кое-что полезное.

Статпокрытие делало картину слишком массивной, но он попробует уместить ее в шлюпке...

Но все же, что задумал капитан Ганус? Едва ли его волновала судьба Херрона...

Возле кормы, уже вне поля зрения сервомашин, Херрон миновал ряд контейнеров со скульптурами. Вдруг он услышал тихий стук.

Потребовалось всего несколько минут, чтобы найти и открыть нужный контейнер. Когда он поднял крышку, на фоне мягкой обивки возникла голова девушки.

– Они ушли? – Девушка так крепко кусала в отчаянии губы, что на них краснела кровь.

– Машины еще здесь, – помолчав, сказал Херрон. Буквально дрожа от страха, девушка выкарабкалась из контейнера.

– Где Гас? Они его забрали?

– Гас? – Кажется, он начинал понимать.

– Гас Ганус, капитан. Он и я... он пытался спасти мне жизнь, вывезти с Земли.

– Боюсь, он мертв, – вздохнул Херрон. – Он пытался сопротивляться.

Она прижала пальцы с запекшейся на ногтях кровью к щекам.

– Они нас убьют! Или еще хуже! Что нам делать?

– Не стоит так усердно оплакивать возлюбленного, его уже не вернешь.

Но девушка, казалось, не слышала. Она застыла, парализованная ужасом, ожидая появления машин.

– Помогите мне, – спокойно сказал он, показывая на картину. – Подержите дверцу.

Двигаясь, как загипнотизированная, она подчинилась, не задавая вопросов.

– Гас сказал, что останется спасательная шлюпка, чтобы контрабандой переправить меня на Тау Эпсилон... – Она замолчала, глядя на Херрона, испугалась, наверное, что он займет место в шлюпке. Что он, собственно, и собирался сделать.

Когда они пришли в кормовой отсек, Херрон внимательно посмотрел на портрет. Ему почему-то бросились в глаза кончики пальцев юноши. На них не было крови.

Херрон за руку подтолкнул дрожавшую девушку к люку крохотной шлюпки. Она скорчилась внутри, почти ничего уже не воспринимая. Она была некрасивая. Что в ней нашел этот Ганус?

– Место только для одного.

Она открыла рот – или оскалилась, готовясь защищать свой шанс на жизнь.

– Когда я закрою люк, нажмите вот эту кнопку. Это активатор. Понятно?

Это она поняла сразу. Херрон задраил двойную крышку люка и стал ждать. Три секунды, и он услышал слабый скрежет. Надеюсь, шлюпка отчалила, подумал он.

Рядом оказался иллюминатор оптического обзора. Вставив голову в полусферу прозрачного статстекла, он увидел редкие звезды, пробивавшиеся сквозь темноту пылегазовой туманности. Потом он разобрал и черный, округлый силуэт берсеркера. Сквозь темную метель туманности трудно было понять, прореагировал ли он на запуск шлюпки. Абордажный челнок висел рядом с "Франсом", других машин не было видно.

Херрон перекатил "Юношу с перчаткой" к мольберту. Беспорядочные, ломаные линии собственной работы показались ему более чем отвратительными. Но Херрон заставил себя взять кисть.

Он почти ничего не успел сделать, как вернулся сервомеханизм. Железный грохот со стороны шлюза прекратился. Аккуратно вытерев кисть, Херрон кивнул на полотно:

– Когда уничтожите все остальное, сохраните это полотно. Доставьте его тем, кто вас построил. Они это заслужили.

– Почему ты думаешь, что я уничтожу картины? – проквакал машинный голос. – Они прославляют жизнь, но сами по себе мертвы и потому безвредны.

Херрон вдруг почувствовал, что слишком испуган и утомлен, чтобы разговаривать. Он тупо смотрел в линзы робота, заметив там пульсирующие искорки. Ритм совпадал с ритмом его дыхания, словно на индикаторах детектора лжи.

– Твое сознание расщеплено, – сказала машина. – Но своей большей частью ты пытался воздать мне хвалу. Я починил твой корабль, ввел программу курса в компьютер. Теперь я тебя освобождаю. Пусть другие жизнеединицы поймут через тебя, что есть добро. И вознесут мне хвалу.

Херрон смотрел в пространство перед собой. Прозвенел металл по металлу, в последний раз заскрежетал шлюз.

Некоторое время спустя он понял, что остался в живых и что он свободен.

Сначала он не мог заставить себя прикоснуться к трупам космонавтов, потом, дотронувшись один раз, сумел взять себя в руки и поместить их в холодильную камеру. Он не знал, был ли кто-то из них верующим, но на всякий случай нашел нужную книжку и прочел тексты погребальной церемонии для мусульман, христиан, иудеев и этиков.

Потом нашел работающий пистолет и начал обыскивать корабль в диком подозрении, что какой-нибудь робот все-таки притаился в укромном углу. По дороге он уничтожил отвратительное творение собственной кисти. Потом перешел в кормовой отсек и повернулся в сторону, где, скорее всего, был в тот момент берсеркер.

– Будь ты проклят! – закричал он в стену кормы. – Я могу измениться! Я снова стану писать... – Голос его не выдержал. – И я докажу тебе... Я могу изменить себя! Я живой!

"Сколько людей, столько и мнений, столько и путей восхвалять жизнь.